Андрей Молчанов - Откройте, РУБОП! Операции, разработки, захваты

Да, красиво устроилась портовая братва, с шиком! Однако и ему, Геннадию, гневить Бога не стоит: как ни крути, а собственная земля — это тебе не ничейная водица, это капитал на все времена… Если, конечно, коммунисты к рулю не вернутся… Тогда — труба!

Он механически перекрестился.

Суеверный, как большинство жуликов, трусливо осознающий беспросветную греховность своего бытия, Геннадий смешно и глупо, к месту и всуе впадал в ритуально-религиозный раж, хотя о сути покаяния имел представление весьма общее. Покаяние подменялось вдумчивой скороговоркой: «Прости меня, Господи…» — и сопутствующим вознесением крестного знамения, что олицетворялось в его сознании с автоматическим прощением Отцом Небесным всяческих сомнительных деяний. Мол, слаб человек перед искушением, но ведь сознаю грех, уже немалое дело… Впрочем, подобной логикой в повинности перед Высшим Судией руководствовался не он один, метода издавна отличалась распространенностью широчайшей…

В офисе Геннадий увидел знакомую картину: ведающий продажей машин менеджер и разбитная секретарша пили чай, калякая о том о сем.

Получив отчет о прошедшем рабочем дне, увы, не отмеченном ни единой продажей, Гена отпустил работничков по домам, отчитал ночного сторожа за похмельный перегар и уединился с Костей для обсуждения текущих дел.

Обсуждать, собственно, было нечего, перемалывали одно и то же: проблему финансового кризиса, резко упавшие доходы подопечных коммерсантов, необходимость какой-нибудь крупномасштабной аферы с банковскими кредитами, затем вновь возвращались к теме получения мзды с бизнесменов…

— Сюсюкаем мы с ними и нянчимся! — рубил воздух ребром ладони Костя. Ишь, денег у них нет! Есть деньги! Глянь, на каких тачках ездят и в каких прикидах!

— От прошлой малины…

— Ладно тебе! Сколько, как говорится, людей ни воспитывай, а им все равно хочется жить хорошо! Свирепо с ними надо, вот чего! Брать за шкирман и сюда! В клетку, в колодец… И побольше садизма! Сразу бабки появятся! Садизма побольше! Кстати… Может, телок выпишем, а? Скажу сторожевому, чтоб сауну прогрел…

— Не… — Геннадий осторожно помассировал ладонью затылок. — Не в настроении я… И чайник чего-то трещит… Видать, магнитная буря.

— В смысле?

— Ну, в атмосфере какая-то непонятка…

— А-а…

Поставив «мерседес» в гараж, располагавшийся у торца дома, вошел в парадное.

Дом был реконструирован, жили в нем несколько весьма обеспеченных семей; квартира Геннадия занимала весь четвертый этаж, на котором лифт открывался лишь с помощью посланного с карманного пульта сигнала.

Геннадий вошел в квартиру, встретившую его темнотой и тишиной. Жена с ребенком лишь завтра к вечеру должны были вернуться из Турции, после отдыха на побережье.

Некоторое время он бестолково бродил по комнатам, вперемешку заставленным антикварной и новомодной зеркальной мебелью, громоздкими статуями из мрамора и чугуна, задевая макушкой развесистые театральные люстры и бессмысленно озирая аляповатые картины в золоченых рамах.

В обстановке квартиры властвовали дремучая безвкусица и карикатурная пошлость, но данные понятия были Геннадию попросту неведомы, все, чем блистало и пыжилось пространство его жилища, вселяло в него чувство основательности и благополучия. Да и вообще красиво…

Посмотрев по трем телевизионным каналам криминальные новости прошедшего дня, он, поразмыслив, набрал номер телефона Грыжи.

Трубку сняла Люська, супруга товарища-пьяницы.

— Ну, как твой?.. — кратко вопросил Геннадий.

— Опять в стельку! — донесся беспечный, со смешком ответ.

— Спит?

— Так не спят, так умирают…

— Ну тогда давай ко мне, он все равно не раньше полудня очухается.

— А…

— Моя завтра вернется, все тихо.

— Поняла!

— И ликерчик твой любимый имеется, ананасовый…

— Ну сейчас, красоту наведу…

— У тебя там всегда красота!

— Хи-хи…

Проснулся Грыжа в пять утра, охваченный какой-то неясной, тянущей душу тревогой.

Такие пробуждения случались у него исключительно в тех случаях, когда накатывала жажда, и приходилось, стеная в потемках, трудно добираться длинной коридорной стезей на кухню, где в самом низу холодильника ждал его неизменный и неиссякаемый источник в виде картонки, набитой банками с пивом.

Но на этот раз не мучила Грыжу жажда, равно как и иное томление физического свойства.

Смятен был дух.

Тревога одолевала Грыжу; смутное воспоминание о какой-то утрате давней, затертой в памяти и вдруг шальным бумерангом вернувшейся и поразившей зеваку метателя.

Сон навеял тревогу, сон, в котором очнулась сама собою раскрепощенная память, воссоздав нечто полузабытое: какой-то немой удар, свет фар, крики людей из мглы полуночной улицы…

С трудом, но уяснил Грыжа суть возрожденных образов: авария! Ну да… Куда-то ехал он ночью. кажется, со Стенькиным. Два или три года назад. И куда-то они крупно въехали.

Ну и что? Стенькин жив, машина продана… Лом этот… «Семерка» вроде…

Откуда же тревога? Откуда?

Подогнув под себя ноги и закутавшись в простыню, как йог, он уселся на кровати, погрузившись в размышления над непонятными причинами колкого и тягостного, прицепившегося репьем чувства.

Светил в углу комнаты телевизор, который он забыл выключить, и мелькали на экране то дивы с длинными ногами, то мужественные парни, демонстрирующие искусство рукопашного боя. Безмятежно спала неподалеку Люська — блондинка, красивая.

«Одно и то же!» — глядя на экран, с раздражением подумал Грыжа и хлопнул кулаком по пульту.

Исчезло изображение рукопашного буйства. В темноту погрузились золоченые рамы, скрылись во мраке лики икон, померкли игра хрусталя и блеск полированной мебели.

Однако не отпускала неясная тревога.

И вновь ринулся Грыжа в прошлое, вновь воссоздавал его в тщете воспоминаний, но воссоздал немногое: развороченный капот, веселый вскрик Стенькина: «Ну, попали, Грыжа! Такси надо искать!» После — бессмысленную улыбку сотрудника ГАИ, голос из ниоткуда, из ночи: «И ни царапины! Недаром говорят…»

Что «недаром»? что?!

И — вспомнил Грыжа! Молнией озарила мозг истина! Вот оно! Машина! Ведь кто-то из мальчиков сумел ее продать. Точно! И документ вручил на получение денег после комиссии! Тысяча там, две… где-то так, около того.

А вот получил ли? Нет, не вспомнить. Ай, не вспомнить! Жалость-то…

Сухость во рту почувствовал Грыжа. И, не зажигая света, отправился привычным путем, коридорные стены ощупывая неверной рукой, к холодильнику.

Чпок! — открылась в облачке углекислоты заветная, блистающая фальшивым золотом банка, и прохладой обдало страждущие губы.