Валерий Хайрюзов - Точка возврата

Раньше, когда дома было все хорошо, он, бывало, вот так же ждал Лиду. Она преподавала в вечерней школе и частенько возвращалась поздно. Вспоминая свою первую встречу с ней, он с удивлением высчитал, что Тане сейчас почти столько же лет, сколько было Лидии, когда он впервые увидел ее. А познакомились они на ее свадьбе. В Бодайбо это было. Застряли они там по погоде. А тут свадьба у Володьки Проявина. Силком Володька затащил его, и, как оказалось, на свою голову. Невеста только что окончила десятый класс. Увидел ее Бакшеев — и будто током ударило: любовь с первого взгляда. И какой-то черт в него вселился: пел, на гитаре играл, на руках ходил — невеста на него все внимание. Во время танца он ей вроде бы шутя: «Полетели со мной». Она: «Полетели». Утром на самолет — и через три часа в Иркутске. А следом прилетел скандал. Вызвали Ивана в партком, настыдили, вкатили выговор, и на этом все закончилось. Проявин перевелся дальше на север. Там в конце концов его сняли с летной работы, подробностей Иван не знал, но говорили, будто бы летал пьяным. За пятнадцать лет, прошедших с тех пор, встретились они всего два раза.

Прилетел как-то Бакшеев в конце декабря ночью в Мирный. Холодно там было, мороз за пятьдесят, ветер. Пока ходили в диспетчерскую, их разгрузили, заправили. Обратно предстояло лететь порожняком — не было груза. Бакшеев на всякий случай позвонил на грузовой склад — может, чего-нибудь найдут. «Есть, — ответили, — покойник до Усть-Кута». Бакшеев подумал и сказал: «Грузите».

Пришли к самолету, в грузовой кабине деревянный ящик. Даже привязывать не стали, ничего, мол, с ним не сделается. Механик доложил: самолет к полету готов. Закрылись они в пилотской кабине, запустили двигатели и — в воздух. Тепло в кабине после мороза, летчиков в сон потянуло. И вдруг слышат шаги в грузовой кабине. Мягкие такие, осторожные. Летчики между собой переглянулись. Тихо. «Почудилось», — решили, но через минуту опять слышат: запрыгало, застучало и к пилотской кабине скрип-скрип. Но возле самой двери шаги затихли. Потом смотрят, ручка дернулась. Снова тишина. Самокрутов к топору потянулся — в кабине на аварийный случай под сиденьем штурмана лежал. Бакшеев ему шепотом: погоди. Набрался духу и резко распахнул дверь. И чуть не обмер: перед ним человек во всем черном, рубашка белая. Стоит и обмороженными глазами смотрит. Самокрутов в обморок, топор у него из рук вывалился.

— Ты откуда взялся?! — крикнул Бакшеев.

— Не узнал? — едва разжимая губы, но удивительно знакомым голосом спросил человек. — Это я, Проявин.

Оказывается, пока они были в диспетчерской, а Самокрутов вызывал техников, Проявин забрался к ним в самолет и спрятался в туалете. Перед этим он просился улететь у других пилотов, но его не взяли. А билет купить не на что, вот и решил улететь тайком.

— Что же ты не подошел по-человечески? — спросил Бакшеев. — Взяли бы.

— Скажи, какой добрый, — не глядя, буркнул Проявин. — Может, ты меня к себе в экипаж возьмешь, мы с тобой вроде родня.

Промолчал тогда Бакшеев. Как ни крути, а жила в нем вина перед Володькой Проявиным. Жила.

Невеселые его мысли прервала дочь. Она влетела в дом радостная, возбужденная, еще от порога начала рассказывать новости.

«Как они похожи, — с каким-то ревнивым чувством подумал Бакшеев. — Неужели Лида права? Закончит Таня школу и уйдет от меня. И останусь я один».

Больше всего он боялся остаться один. Он помнил чувство опустошенности и стыда, охватившее его, когда, вернувшись домой после командировки, застал полупустой дом и записку на столе. Еще тогда показалось, что на него рухнул потолок, все, что он строил, что оберегал, развалилось.

— А где твой новый второй пилот? — неожиданно спросила Таня.

— Ушел. Ему надо готовиться к полетам. Ты же у него зачет не приняла, вот он и решил как следует подготовиться.

— Перестань, папка, смеяться, — Таня дернула плечами. — Он еще такой молоденький, как и наши мальчишки в классе. А как ему хотелось взрослым казаться.

— Мой руки и за стол, — скомандовал Бакшеев. — Кормить буду. Лови момент, дня через три самой придется готовить.

— Что, в командировку посылают?

— Посылают.

Бакшеев замолчал. Впервые в жизни ему не хотелось уезжать из дома. Раньше, когда его посылали в командировку, он не отказывался, более того, ругался, если посылали кого-то другого. Не хотелось ему летать с базового аэродрома под постоянной опекой начальства. Конечно, можно было бы попросить Ротова и остаться дома, но, поразмыслив немного, Бакшеев решил не делать этого. Когда-то они летали вместе с Ротовым в одном экипаже. Ротов — командиром, Бакшеев — вторым. Вместе падали на голец Окунь и пухли там с голоду. Но после той аварии будто кошка пробежала между ними. Сойдутся — дым коромыслом, как на последнем разборе. Нескладно, конечно, все получилось. Не имел он права совать при полном зале кукиш под нос командиру.

Уж что-что, а свое дело Ротов знал. Знал, с какого края подойти к летчику, чем взять, а где надо и припугнуть. Единственно, чего он не знал, — так это меры. Порой до того закручивал гайки, что летчики начинали шарахаться от него. А Петр Короедов, бывало, встретив Бакшеева, частенько вопрошал: «Можно ли по одной путевке отдохнуть всему отряду? И сам же отвечал, улыбаясь: можно, если по ней отправить Ротова».

После нескольких тренировочных полетов Бакшеева отправили работать в Усть-Кут, возить грузы в северные поселки. Честно говоря, Ершов хоть и облазил, как советовал Бакшеев, весь аэропорт, но все равно смутно представлял, что это такое — производственные полеты. Те тренировочные полеты, которые они делали над аэродромом, были не в счет.

Над Усть-Кутом свирепствовал циклон. После консультации с синоптиками Ершов подумал, что Бакшеев откажется лететь и они пойдут спать в профилакторий, но тот позвонил на склад Короедову и попросил побыстрее загрузить самолет. Через полчаса по селектору раздался голос Короедова:

— Ну, где там Бакшеев? Все готово! Пусть подписывает задание. Груз привязан, самолет заправлен.

Бакшеев подписал задание, и они поехали на дальнюю стоянку. Едва вышли из автобуса, как откуда-то сзади вынырнул Короедов, оглядел всех, подошел к Бакшееву.

— А ты, Иван, оказывается, резинщик, — покашливая, сказал он. — Раньше, помнится, попроворнее был. Учти, тебя вне очереди загрузил, самолетов-то полный вокзал.

— Петя, я и так, как только ты дал команду ехать, тут как тут, — оправдываясь, загудел Бакшеев. — Конечно, я учту, первая стопка тебе.

— Вот это разговор, — Короедов похлопал Бакшеева по спине. — Пока я здесь, тебе всегда «зеленая улица».

— Петя, к тебе просьба, — Бакшеев скосил на Ершова глаза. — Будет время, заскочи ко мне, Татьяна одна осталась. Попроведуй. Я бы не полетел в эту командировку, да неохота начальству глаза мозолить. И ребят обкатать надо. Пусть настоящую работу понюхают, а то на базе разболтаются. Видишь, какую мне команду собрали. Кроме Самокрутова, все новобранцы.