Вэй Хой - Замужем за Буддой

— Люди алчны по природе, — как бы оправдываясь, пояснила Сиэр. — Иногда приходится пользоваться их жадностью, чтобы заработать.

Затем с восторженным выражением лица Сиэр и Мудзу принялись во всех подробностях обсуждать удивительное и несравненное маньчжурско-ханьское пиршество.

— Я слышала, будто, чтобы беспрерывно есть в течение трех дней и трех ночей, некоторые принимают слабительное, а некоторые специально заражаются цепнем, — заметил Мудзу.

— Это еще что!.. — воскликнула Сиэр. — Примерно сто лет тому назад, когда в одном из ресторанов в Гуанчжоу {109} приготовили полное маньчжурско-ханьское пиршество, в рулет закатывали живых многоножек и маленьких крысят. Знаете, эти люди из Гуанчжоу готовы слопать что угодно!

— Меня сейчас стошнит, — сказала я, вскочила и побежала в туалет.

Когда я вернулась к столику, Сиэр уже распорядилась, чтобы для меня заварили чай «Черный дракон». Она обеспокоенно взглянула на меня:

— Что с тобой? Это из-за еды? Но ведь у тебя всегда отменный аппетит!

— Не говори ерунды! Мне неловко. Все, что мне нужно, — это чашка хорошего чая!

Тем вечером мы обошли еще несколько увеселительных заведений. Мудзу ни на минуту не выключал видеокамеру. Любые события и впечатления служили для него источником энергии и мудрости. Если проходил день, а Мудзу не становился духовно богаче, значит, он считал, что день прожит зря. Он с удовольствием присоединялся к танцующим. Приветливо махал мне рукой, извивался и раскачивался всем телом, и широко улыбался, как подросток.

Сиэр стояла рядом со мной, пила текилу и курила.

— А он славный! — громко воскликнула она, стараясь перекричать музыку.

— Знаю! — прокричала я в ответ.

— И кого ты выберешь? Ника или его? — все так же громогласно поинтересовалась Сиэр.

Я удивленно посмотрела на нее и пожала плечами, а затем наклонилась к самому ее уху и сказала:

— Разве я вправе выбирать? Провидение решит, дорогуша! Мне остается лишь улыбаться и молиться!

— Знаешь что? Если бы выбирала я, то оставила бы обоих! — Сиэр от души расхохоталась, высоко задрав подбородок и откинув голову назад. В отличие от Чжуши, Сиэр никогда не прикрывала рот рукой во время смеха.

— За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь, — тихо произнесла я, но этого она, конечно, уже не, услышала.

На следующий день — последний день пребывания Мудзу в Шанхае — мы прошлись по хорошим ресторанам, зашли в несколько самых дорогих магазинов и даже посетили музей. К вечеру, изрядно уставшие от ходьбы, мы заглянули в массажный салон на улице Фусин, туда, где мы когда-то побывали вместе с Сиэр сразу после моего возвращения в Шанхай. По словам Сиэр, тот пятнадцатилетний массажист уволился, и никто не знал, что с ним стало.

— Это лучший в Шанхае салон, где делают массаж стоп, — объяснила я Мудзу.

— Отлично, — весьма довольный, Мудзу уселся на обитую плюшем софу. В то же мгновение появились две девушки, подали нам чаю. Затем они принесли тазы с китайским травяным, отваром, и мы погрузили натруженные стопы в горячую воду.

— Как приятно! — расслабленно вздохнул Мудзу. — Наверное, стоит перебраться в Шанхай.

Я закрыла глаза и попыталась представить нашу совместную жизнь в Шанхае: собака, пара золотых рыбок, четыре-пять комнатных растений. Его кабинет внизу, мой — наверху; из уютно урчащей стиральной машины доносится слабый запах свежего белья; у нас служанка, которая отлично готовит, и добродушный шофер с колючей бородой, который по утрам отвозит Мудзу на работу, а во второй половине дня меня — в кафе, салон красоты или книжный магазин. Вечерами мы бы смотрели видеофильмы или играли в маджонг с Сиэр и Чжушей. И однажды утром проснулись бы и поняли, что наступила старость, что наши отношения превратились в легенду, которую люди передают из уст в уста…

…Я очнулась от грез, услышав негромкий храп. Открыла глаза и увидела, что Мудзу задремал на софе, а молодая массажистка все еще старательно растирает ему стопы.

Вечером он упаковал чемоданы, которые разобрал всего два дня назад. Я помогала ему собираться, принесла сухое белье и носки из стиральной машины. Мы деловито перемещались из комнаты в комнату, стараясь не забыть ни одной мелочи и при этом не думать о неминуемой разлуке.

По телевизору в гостиной показывали «Касабланку» {110} . Проходя мимо, я мельком взглянула на экран. Сцена прощания в аэропорту. Хамфри Богарт {111} как раз говорит Ингрид Бергман {112} : «Мы оба знаем, что твое место рядом с Виктором. Ты часть его дела, которое помогает ему жить. Если самолет взлетит, а тебя не будет на борту, ты пожалеешь об этом. Может, не сегодня, не завтра, но очень скоро. И будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь». А Бергман спрашивает у него: «Но как же мы?» И Богарт отвечает: «У нас навсегда останутся воспоминания о Париже».

Мы лежали рядом на кровати и молчали. Даже оглянуться не успели, как эти два коротких дня промелькнули, словно сон.

Я беспокойно ворочалась с боку на бок, так что скрипели пружины.

— Ты в порядке? — наконец поинтересовался Мудзу.

— Что ты обо всем этом думаешь? — спросила я.

— Ты о чем!

— Что ты думаешь об этих днях, проведенных в Шанхае? — пояснила я несколько раздраженно, ведь он наверняка отлично понимает вопрос и знает на него ответ.

— Все было восхитительно. Дивная женщина, вкусная еда. Это были лучшие два дня за все время с тех пор, как я проводил тебя в аэропорт, — сказал Мудзу.

— Дивная женщина, вкусная еда… — пробормотала я, в глубине души сомневаясь, что я хочу, а главное, могу соответствовать тому, что он называет «дивной женщиной».

Мудзу обнял меня и поцеловал сначала в ухо, потом — в шею.

— Чем теперь займемся? — спросила я, стараясь сохранить самообладание.

Он ничего не ответил, продолжая целовать меня. В его поцелуях была нежность и забота, а не только физическое влечение. Мне стало тепло и спокойно. И я поцеловала его в ответ.

Все мое тело пылало от страсти. Секс с Мудзу всегда избавлял меня от душевных тревог, дарил наслаждение и покой. Он обнажал любовь, все еще соединявшую нас, единственное существующее между небом и землей чувство, дарующее свет и силу.

Неожиданно Мудзу кончил прямо в меня — впервые за все время нашего знакомства у него произошла эякуляция. Это так меня ошеломило, что я чуть не потеряла сознание.

В городе похолодало, лица людей помрачнели. Все зябко кутались в теплую одежду, торопливо семенили по улицам, понуро опустив голову. С деревьев облетела листва, свет уличных фонарей пронизывал их обнаженные ветки, творя причудливые узоры. Хаотичное переплетение линий создавало загадочные образы, напоминавшие сюрреалистические полотна.