Владимир Крупин - Море житейское

Да, есть, есть красавицы. И всегда будут, пока будут верить в Бога. А эти, по собачьей кличке гламур, эти куда? Этим всего быстрее к погибели.

МАМА: «МНЕ мама говорила: “Дожила, дочка, соседи дороже детей”. -“Почему?” - “Вас же никого нет, все далеко. А соседка заходит, воды принесет”. А тятя мой все себя казнил, почему маму не спросил, кого ей жалко. Она умирала, ее последние слова были: “Жалко, ой как жалко!”»

Я эту бабушку Сашу, маму мамы, помню. Маленькая, худенькая, звала меня Ова. «Ова, принеси из погреба крынку». Я приносил. «Ова, возьми ложку, всю сметану сверху счерпай, съешь». Все ругала моего любимого дедушку, что он меня заставляет работать. Да разве он заставлял? Я сам рвался ему помочь. Он молчалив был. Но так помню, просто ощутимо помню, как он кладет мне на голову огромную ладонь. Как шапку надевает. Это он так похвалил меня за то, что выпрямляю гвозди. Помню, боялся сказать, что промахнулся и ударил молотком по пальцу, палец почернел. Прошло.

ИЕРУСАЛИМ, ДОМ УСПЕНИЯ Божией Матери. Скульптура в гробу. На православный взгляд, когда увидел впервые, не испытал прилива благоговения, рассматривал. Думал: все-таки это католическое. А нынче опять был там. И бежит ко гробу женщина и кидается на колени и рыдает: «Мати Божия, Мати Божия!» И все увиделось иначе.

ЕВДОКИЯ ПРО СВОЮ дочь: «Редчайшая сволочь! Развратница! Раньше меня невинности лишилась. С баптистами связалась. Потом эти хари в раме, бритые и в простынях. Вот такие хари. Привела их. Я чуть в окно не выскочила. Еле-еле не пустила на квартиру. “Дочь, у меня тут муж”. - “Ну и что? Сколько их у тебя было. Давай его притравим, ускорим естественное угасание организма!” - “Опомнись! Он же бросал сирень-цветы в мое полночное окно”».

ЖЕНЩИНА-ЧИСТЮЛЯ - это страшно. Заездит чистотой. С ней жить почти невозможно. Муж не ангел, не может он летать над полом, не может не сажать пятен на брюки, не может до стерильности отмывать тарелки. Да и зачем? С грязного не треснешь, с чистого не воскреснешь, гласит мудрая вятская пословица, в основе которой библейские «неумовенные руки». Не может муж постоянно вымывать шею, чтобы сохранить воротник рубашки в девственной белизне. Он у жены из грязнуль не вылезает, да еще и обязан быть благодарным, что она его так чисто содержит. Ей никогда не объяснить, просто не поймет, какая мне разница, что весь день ходил в разных носках. Ну, завтра пойду в одинаковых, - я что, от этого умнее стану?

В конце концов, раз сошелся с такой женщиной-чистюлей, надо терпеть. Если любит, так, в конце концов, должна понять, что мужа не переделаешь. Но вот что касается мужчины-чистюли, то этот тип просто отвратителен. Его щепетильность, его эти всякие приборы для бритья, для волос и кожи, для обуви, это же надо об этом обо всем думать, время тратить, и потом, его какой-то дезодорантной дрянью пахнущие модные одежды, его брезгливость в общественном транспорте, его сразу заметное ощущение превосходства перед другими. Нелегко дается такое внешнее превосходство. О нем же надо заботиться непрерывно. Время тратить. А время не деньги, не вернешь, не наживешь.

Обычно таких чистюль женщины не любят. А вот, думаю, свести бы этих чистоплюев, его и ее, в парочку. Для чистоты отношений. Представляю, какие у них будут стерильные разговоры. «Чистютенький мой пупсичек», «Свежемытенькая моя лимпопонечка!»

КАК ХОРОШО ПИСАТЕЛЮ! В искусстве лучше всех именно писателю. ХУДОЖНИК натаскается с мольбертом, намерзнется на пленэре, нагрунтуется досыта холстов, измучится с натягиванием их на подрамники, а краски? И сохнут и дохнут. И картина в одном экземпляре. И с выставки при переезде могут картины поцарапать или вовсе украсть. И приходиться дарить их даром нужным людям. Это пока выйдешь в люди.

А чаще всего тебя специально держат в безвестности, в бедности, загоняют в могилу, чтоб потом на тебе нажиться.

СКУЛЬПТОРУ тяжело не столько от тяжести материала: глины, мрамора, дерева, гранита, даже гипса, арматуры, тяжело от безденежья, ведь мастерская у него побольше, чем у всяких акварелистов, и материалы дороги. Да уж придется много-таки ваять памятников богатым покойникам, которых рады скорее закопать родственники, и от этой их радости от них и скульптору перепадет. Для своего творчества. Да еще получи-ка заказ, выдержи конкурс. Все же члены комиссии уже куплены-перекуплены.

РЕЖИССЕР пока молодой, то еще ничего, жить можно. А дальше? Все же приедается, все же было. Ну, перебрал трех жен, десятка два любовниц, скучно же. Премий пополучал, поездил. Уже и печень стонет, уже и сердчишко. И все притворяйся, все изображай какие-то поиски, пути, глубину постижения образов, соединения авангарда и традиции. Хренота все это. Да еще вцепится на старости лет молоденькая стерва из ГИТИСа, вот и выводи ее в Джульетты.

А ПЕВЦАМ, певицам каково? Но им-то еще все-таки терпимо. У басов и теноров голос может долго держаться. А БАЛЕРУНАМ? Не успеют по молодости выйти в знаменитости, и не успеют никогда. А как пробиться? Все же занято. Завистники сожрут.

АРХИТЕКТОРЫ? Тут тяжко вздохнем и даже не углубляемся.

И все они зависимы. От костюмеров, осветителей, гримеров, продюсеров, от всего. От подрядчиков, от властей, от пожарных и т.д и т.п.

Нет, ПИСАТЕЛЕМ быть - милое дело. Взял блокнотик да карандашик, да и пошел в люди. А то и никуда не пошел. Просто сел на завалинку. И люди сели рядом с тобой.

В музыке нет запахов, в живописи нет звука, в архитектуре нет движения, в танце нет слов, у певцов и исполнителей чужие мотивы и тексты... А вот в СЛОВЕ есть все.

На это обратил мое внимание Георгий Васильевич Свиридов. Искренне я сказал ему, что многие искусства могу понять, но что музыка для меня на седьмом небе. «Нет, Слово, прежде всего Слово. Оно начало всех начал, Им все создано. Им все побуждается к действию. (Жене, громко): Эльза! Позвони врачу! (Мне): И позвонит. А я только всего-навсего три слова сказал, а Эльза идет и звонит. А Господь сказал: “Да будет Свет!” И стал свет».

МОЛОДОСТЬ ПРОШЛА - какое счастье! Прошло это кипение самонадеянных мыслей, эти телесные наваждения, эти внезапные нашествия глупых поступков. Сколько добрых молодцев залетело в тюрьмы, сколько спилось, сколько на дурах женилось, сколько уже т а м. О, если бы не Господь Бог и не ангел мой хранитель, где бы я был? Господи Боже мой, не оставь напоследок! Господи, дай претерпеть до конца, Господи, дай спастись!

ДУХОВНОЕ ПРОСТРАНСТВО сужается, а словесное разбухает и поглощает духовность. Понять это можно через изречение: «Извините, что написал длинно, не было времени написать коротко». Еще и от того, что обилие слов - имитация мыслей. «Вы хочете мыслей, их есть у меня». А уже и нет. Духовность убивается взглядом вовне, а не внутрь.