Ханс Браннер - Писатель и девушка

– Где ты был? – спросила она, щурясь от света.

– Я принес контракт,– поспешно сказал он, извлекая документ из кармана и гордо разворачивая его у нее на коленях. – Подписанный контракт, вон сколько тут пунктов.

Но она лишь небрежно пробежала бумагу глазами, нашла свое собственное имя и зябко передернула плечами.

– Возьми, – сказала она. – Я очень хочу спать. И вообще – терпеть не могу контрактов. А больше ты мне ничего не принес?

– Принес, – отвечал он. – Деньги. Смотри, сколько денег! Я кладу их в твою сумку.

– Хорошо. – Она снова стала нежной и сонной. – А теперь отнеси меня в постель.

– В постель? – испуганно повторил он.

– Ну да,– сказала она. – Не кажется ли тебе, что уже настало время?

Когда он поднял ее на руки, халат распахнулся, и он увидел, что, кроме халата, на девушке ничего нет. У него в глазах потемнело, он едва не уронил ее.

– Неужели я такая тяжелая? – шепнула она и сонно улыбнулась.

Он задохнулся и не смог ответить, он вдруг понял, что тяжелее ноши и быть не может.

Медовый месяц не принес писателю ничего, кроме разочарований: он никак не мог постичь свою любимую. Сперва она была молчалива, так молчалива, что он уже не верил, что в то первое утро она беседовала с ним и открывала ему глаза на мир. Теперь же он не слышал от нее ничего, кроме пустых, ничего не значащих фраз, а если он проявлял настойчивость, она лишь улыбалась своей непостижимой улыбкой, доводившей его до безумия. Он догадывался, что скрывается за этой улыбкой.

– Поговори же со мной, – взмолился он однажды, – или я задушу тебя!

– Что я могу тебе сказать? – спросила она. – Взгляни в окно, видишь, как синеет небо, как зеленеет трава.

– Кора! – вскричал он, падая перед ней на колени и зарываясь лицом в складки ее платья. – Поговори со мной, или я умру.

– Ты помнешь мое новое платье, – ответила она. – Между прочим, ты еще не сказал, нравится ли оно тебе. Оно очень дорогое, любимый, придется тебе поскорее раздобыть еще денег…

В отчаянии он кинулся вон из дома и вернулся лишь наутро.

– Ну и вид! – сказала она, когда он распахнул дверь в комнату. -Где ты был? Похоже, ты неплохо повеселился.

Костюм его был помят и испачкан, а глаза налились кровью.

– Да, повеселился, – ответил он. – Я напился пьяным и, если хочешь знать, изменил тебе.

– В добрый час, – сказала она. – И как это тебе понравилось, любимый?

Он набросился на нее с кулаками и повалил на кровать.

– Будешь ты со мной разговаривать? – кричал он. – Или я убью тебя!

– Пощади, – простонала она. – Я буду говорить! Я тебе расскажу все, что захочешь, только отпусти меня. Садись за стол, я буду тебе диктовать.

Опьяненный победой, он, пошатываясь, подошел к столу и сел спиной к ней; в ушах у него раздавалась ликующая музыка, слова так быстро слетали с ее губ, что он не поспевал за ними; наконец все смешалось.

– Погоди, – сказал он, – я не уловил смысла последней фразы. О чем ты говорила?

Но она не ответила, в комнате царила необычная тишина. Он медленно обернулся и увидел, что ее нет: она выскользнула за дверь так тихо, что он даже не заметил. Полный недобрых предчувствий, он стал перечитывать то, что записал; как он и боялся, все это были лишь пустые, бессвязные слова. Он изорвал записи в клочки и сжег их в печке, потом лег и забылся тяжелым сном – надо избавиться от этого отчаяния, лучше всего не просыпаться вовсе, ведь ясно, что она больше никогда не вернется к нему.

Но когда он проснулся, она лежала рядом, улыбаясь своей тихой и сонной улыбкой. Он невольно потянулся к ней, поцеловал ее в затылок и нежно, едва касаясь, провел пальцами вдоль позвоночника. Вдруг она открыла глаза и стала говорить, как будто во сне.

– Я люблю тебя,– шептала она. – Слышишь, я твоя. Только поверь мне, и тогда можешь требовать все, что пожелаешь. Требуй от меня что угодно, любимый, я буду только счастлива. Хочешь, я исчезну и стану тобой? Растворюсь в тебе, буду смотреть твоими глазами, говорить твоими устами?

– Да, – прошептал он в ответ. – Я требую этого. Слышишь, твой господин этого требует.

И он почувствовал, что перед ним раскрылся мир, он огляделся по сторонам и преисполнился удивления; ему показалось, будто он спал долгие годы, спал с самого своего детства, и вот теперь наконец проснулся. Он вспомнил все, что рассказала ему Кора в то первое утро, все вспомнил и все понял, он уже сидел и писал. Он улыбался – как все просто. Он думал, что все так сложно и серьезно, а в действительности это оказалось похожим на игру – все равно что катать обруч, крутить волчок или спускать на воду камышовый кораблик, доверив его ветру. Он играл так много часов, но потом ему надоело. Тогда он разбудил Кору.

– Вставай, – сказал он. – Мне скучно, и я голоден.

Теперь они уже не расставались. Их жизнь вошла в определенную колею. Каждый день в одно и то же время они ели, спали, каждый день совершали прогулки по одному и тому же маршруту, сторонясь случайных прохожих, они говорили только друг с другом или вместе молчали. Этого им было вполне достаточно. Но она уже не была для него такой новой и необычной. Теперь ему иногда бывало с ней скучно. Он не хотел признаться в этом даже самому себе, но все же скучал и потому становился ворчливым и раздражительным.

– Что за пошлую чепуху ты несешь? – сказал он. – И, кстати, вчера ты говорила совершенно другое. Я думал, что ты умная, а ты, оказывается, глупая. Глупая и пустая.

Она обиделась и умолкла, но он все обратил в шутку:

– Неужели ты не понимаешь, я не то хотел сказать! Ведь я бы не смог жить без тебя, я бы превратился в свою тень…

Но через несколько недель, когда она потребовала у него денег, он снова вышел из себя.

– У меня нет денег! – отрезал он. – И я совершенно не знаю, где их взять. Авансов мне больше не дают. Что прикажешь теперь делать?

Но она не отвечала, она сидела в углу, уставясь в пол, как будто стыдясь за него. Он пришел в исступление; меря шагами комнату, он бросал ей в лицо самые обидные слова, которые только мог придумать:

– Я и так уже истратил на тебя слишком много денег. Бог знает зачем я это делаю, ведь, в сущности, ты и сама понимаешь, что не пара мне. И не строй из себя обиженную, это тебя не красит. Ты уже не так молода, можешь мне поверить, и похожа на старую деву. Думаешь, приятно месяц за месяцем торчать с тобой наедине? Мне просто необходима какая-то перемена.

Теперь он мог позволить себе так говорить, ибо знал, что она слишком зависит от него, чтобы уйти. И все же сердце его обливалось кровью, ведь на самом деле он все еще любил ее и ненавидел лишь самого себя. Он неистовствовал так довольно долго, казалось, весь мир рушится и превращается в сплошную кровоточащую рану. Наконец он бросился перед ней на колени.