Марта Кристенсен - Башня на краю света

Директриса покусала губу.

— Может, сливок или сахару?

Она отрицательно качнула головой. Нет, нет, не надо ни сливок, ни сахару. Она всегда старалась поменьше причинять людям хлопот.

Директриса уже выкурила сигарету и закурила новую, а ее руки все никак не хотели успокоиться и дрожали, когда она отодвигала от себя чашку.

— Ты, понятно, потрясена, подобные вещи со стороны всегда выглядят хуже, чем оно есть на самом деле; у тебя могло создаться впечатление, что мы жестоко обращаемся с детьми, и мне очень не хотелось бы, чтобы ты вернулась домой с этой мыслью, потому что на самом деле это вовсе не так, надеюсь, ты мне веришь.

Она, помедлив, кивнула. Естественно, они не позволяют себе жестко обращаться с детьми. Ее взгляд задержался на губах директрисы, и та нервно облизнула их кончиком языка.

— Дело в том, что на площадке для игр произошел конфликт с применением силы, короче говоря драка, и Джимми запустил в другого мальчика молотком. Ты же знаешь Джимми, это ни в коем случае не упрек тебе, но нам обеим хорошо известно, какой он бывает в состоянии аффекта, то есть когда он выйдет из себя. Но ведь другие дети у нас тоже не ангелы, поэтому мы вынуждены иной раз вмешиваться, просто чтобы защитить их друг от друга.

Директриса сумела в какой-то мере овладеть собой, и речь ее полилась свободнее.

— Видишь ли, у нас нет других дисциплинарных мер, кроме изоляции. Неприятно, конечно, прибегать к этой мере, уверяю тебя, но, с другой стороны, можем ли мы позволить детям наносить друг другу увечья? Ты же читаешь газеты… Впрочем, с Джимми в целом дело обстоит не так плохо. Во многих отношениях он очень милый мальчик, нужно только вовремя его остановить, пока не случилось чего-нибудь дурного. Сегодня нам это не удалось. Ты только не думай, что такие происшествия у нас каждый день. Как я уже сказала — приехать бы тебе на полчаса позже…

Значит, я могла бы этого и не узнать, пронеслось у нее в голове, и вдруг подозрение, опасное, угрожающее, сокрушительное, как морской вал, встало перед ней: вероятно, есть и что-то еще, чего она не знает… У нее закружилась голова, казалось, этот вал подхватил их, ее и Джимми, и несет, несет неизвестно куда, неизвестно зачем; она зажмурилась и не открывала глаза, пока видение не исчезло, и заставила себя успокоиться, призвав на помощь свое безусловное доверие ко всем подобным заведениям.

— А в остальном как он, ничего? — жалобно спросила она, и директриса кивнула и бодро улыбнулась тремя увесистыми золотыми коронками: мол, будь спокойна.

— В остальном все прекрасно, сейчас он получит разрешение вернуться на площадку и покажет тебе дом, который он строит, я только взгляну, как он там, по-моему, он намочил штаны — то ли от возбуждения, то ли со страху, такое с ними случается.

— Конечно, — кивнула она, зная, что с ним-то такого не случалось с тех пор, как он был совсем маленьким, он как раз очень рано привык к опрятности и всегда успевал вовремя попроситься.

В дверях директриса обернулась.

— Делай вид, что ничего не произошло. Все ведь уже позади, все в порядке, правда? У меня такой принцип: что было, то прошло, и нечего об этом вспоминать. Ты оставайся до вечера, пообедаешь с нами, не знаю, много ли будет сегодня посетителей, но у нас для всех хватит места и накормим всех, кто бы ни приехал, так у нас заведено.

Чисто умытый и молчаливый Джимми вышел с ней на площадку. Он замотал головой на предложение показать дом и направился прямо к скамейке в самом дальнем углу площадки. Она села рядом с ним. Вот точно так сидели они в парке, на солнышке, в далеком-далеком прошлом, и, бывало, случайный прохожий остановится и скажет Джимми что-нибудь ласковое, а если его взгляд ненароком упадет на нее, в нем отразится замешательство: что общего у нее с этим хорошеньким, ухоженным малышом?

Он подобрал палку и, опустив голову, чертил по земле, нервно, раздраженно. Волосы у него были влажны то ли от пота, то ли от умывания, и она не могла удержаться от искушения погладить его по голове, но он резко отдернул голову.

— Не хочу я здесь жить! — со злостью выпалил он. — К черту.

— Ну-ну, — сказала она, посмотрела на площадку и увидела, что там происходит очередной конфликт, все было примерно так, как описывала директриса: два мальчика поссорились из-за доски, вот уже взвилась вверх рука с молотком, и в следующее мгновенье один из молодых бородатых воспитателей обхватил мальчишку обеими руками за пояс и перекинул себе через плечо.

— А теперь домой. И остынь. — И с широкой улыбкой в ее сторону: — Они сегодня просто с ума посходили.

— Сволочь! — вопил мальчишка и молотил бородатого кулаками по спине. — Сволочь поганая! Идиот!

Молодой человек засмеялся и пошел к дому, а мальчишка дрыгался у него на плече, и со стороны даже могло показаться, что они просто играют.

Конфликт, думала она. Конфликт. Трудные дети. Взгляд ее скользнул дальше по площадке. Может, слишком много их собрано в одном месте — трудных детей.

Странно, но Джимми и ухом не повел, будто ничего не произошло, и продолжал чертить палкой по земле. Но вот он откинул палку и встал.

— Ладно уж, пойдем посмотрим дом, — сказал он.

Она расхваливала четыре стойки, криво врытых в землю на разном расстоянии друг от друга, и единственную начатую стену с косо прибитыми досками. Дом будет прекрасный, сразу видно.

— А когда ты еще и окна сделаешь и крышу, он станет совсем как настоящий.

Он снисходительно посмотрел на нее, никакой это не дом, это будет крепость, и в ней будут не окна, а бойницы.

— Бойницы? — переспросила она.

— Ага, бойницы, — с удовлетворением подтвердил он. — Здесь можно будет спрятаться и расстреливать всех этих гадов.

Больше ей не случалось попадать так неудачно, и она постаралась выбросить из головы неприятное воспоминание. Интернаты были прекрасны. Светлые, теплые, гостеприимные; огромные просторные комнаты и площадки для игр под высоко раскинувшимся небом — не то что пыльный асфальтовый прямоугольник, на который выходило кухонное окно их квартиры. Просто курорт. В таком месте жить бы да жить.

А Джимми убегал оттуда. Как собачонка, которая, обнюхивая землю, ищет дорогу домой, как бы далеко от дома ее ни занесло, ни на минуту не задумываясь, зачем она рвется домой и от чего отказывается.

Она едва не споткнулась о него однажды в пятницу, спеша домой с сеткой, полной покупок, в одной руке и ключами в другой, задержавшись из-за автобуса, который ходит так нерегулярно, и длиннющей очереди в мясной лавке, думая только о том, как бы скорее сбросить пальто и взяться за готовку: так уж повелось, что по пятницам приходили приятели мужа, они пили пиво и играли в карты, и муж требовал, чтобы им не только было чем подкрепиться, но и чтобы к их приходу она прибралась и в комнате, и на кухне.