Мирко Благович - Начало истории (СИ)

По правую сторону от раздачи простиралась широкая комната с огромными окнами, завешенными недорогим белым тюлем. Это был обеденный зал. В зале по-барски стояли восемь полутораметровых дубовых столов, по шесть массивных стульев за каждым. В проходах между столами то и дело курсировала тётя Тамара – пожилая женщина, прибирающая грязную порционную посуду. Кухонных работников время от времени увольняли за пьянки, прогулы, склоки с посетителями и мелкое воровство. Следом за ними вакантную должность занимали новые претенденты. Однако, фактура постсоветской посудомойки оставалась неизменной. Обычно, это была грузная женщина, лет пятидесяти пяти – шестидесяти, с растрёпанными волосами, в съехавшей набок марлевой косынке, с отёкшим лицом и предательским фиолетовым фингалом под глазом. Лицо, то ли от бесконечных возлияний, то ли на погоду, то ли просто так отекло – тут можно было только догадываться. А с фингалом попроще. Ветка случайно в глаз попала. Чего ж тут непонятного? Образ дополняли засаленный фартук-клеёнка, не первой свежести серые рабочие брюки и батник, из которого торчали опухшие от горячей воды розовые ручищи с прилипшими пёрышками лука и свежей капусты. Таков был дресс-код рядового общепитовца…

И вот, друзья, представляем картину. В тот час, когда полный зал людей вовсю сёрбал солянку, наматывал вермишель и лопал котлеты, подпитая тётя Тамара шустро бралась за грязную посуду. Изливая очаровательную ненормативщину и удивляя своей филологией видавших виды матерщинников, она резво носилась между столами и хаотично сгребала на поднос грязные вилки, тарелки, стаканы, использованные салфетки и зубочистки. При этом, прилипшие к её рукам кубики лука и морковки феерично разлетались в разные стороны. Иногда эти обрезки попадали на одежду посетителей. Иногда в закуску. Или в компот из сухофруктов за шесть копеек. Но тётя Тамара напрочь игнорировала сей прискорбный нюанс и продолжала натирать вонючей марлей клеёнчатые узоры столов. Летящие от тряпки хлебные крошки и яичная скорлупа устремлялись вслед за морковкой и луком – на соседние столы, в гуляши, борщи и компоты. То, что её появление в зале никому не прибавляло аппетита, было совершенно очевидно.

Незамысловатый интерьер зала дополнял висящий на стене метровый лист ватмана с голубоватым, обгаженным мухами, корявеньким лозунгом: «Когда я ем – я глух и нем!» В конце зала висел ещё один, поменьше: «У нас порядок такой: поел – убери за собой!» Кстати, такие призывы ешё ничего. В столовых подобного ранга иногда можно было встретить и более животрепещущие плакаты. В одной из студенческих закусочных я лично видел объявление: «В солонки с солью пальцы и яйца не совать!» Причём, написано было совершенно серьёзно, назидательно, без юмора.

Не хочу очернять липкими столовскими пейзажами советский общепит. Ни в коем случае! На деревянных счётах держалась вся послевоенная экономика нашей Родины, а калькуляционных сбоев было на порядок меньше, чем в сегодняшний век продвинутых технологий. И люди, вытаскивающие страну из великой разрухи, питались в подобных столовых, а то и в ещё более посредственных. И, снова-таки, недовольных не было. Причём, случаи кишечного отравления в то время считались исключительными. Просто нужно отметить, что на фоне разрастающегося капитализма наша столовая выглядела бедненько и неопрятно.

Но, как говорится, имели то, что имели. Что осилили, то нашим и стало…

***

Слишком уж обветшалым наше приобретение тоже не назовёшь. Побитое жизнью, поношенное, со стенами из старого облупившегося кирпича, но довольно-таки крепкое, размером двадцать пять на тридцать метров, оно выглядело вполне фундаментально. Что ни говори, а советская власть в своём необъятном многонациональном доме справлялась по-совести. Колкое мнение о том, что за годы правления коммунисты научились строить только лишь тюрьмы, в корне несправедливое. С тюрьмами, да, постарались. Но возводились также и порты, и вокзалы, и стадионы, и Дома культуры, и кинотеатры, и хоккейные арены. Целинные земли Урала, Поволжья, Сибири и Северо-Восточного Казахстана покоряли сотни колхозов-миллионеров. В безлюдных степях вырастали тысячи заводов и фабрик (причём, не только в СССР, но и в странах социалистического лагеря). Прокладывались судоходные и оросительные каналы, железнодорожные и автомобильные магистрали. Много чего делалось с толком. Не менее душевно советская власть возводила и объекты общепита. Они обустраивались скромно, но добротно. На века. В этом я убедился воочию.

Фундаментальный объект требовал и фундаментальных вложений. Толстые полуметровые кирпичные стены, железобетонные балки перекрытия и цементная канализация держались молодцом. А вот ржавые оконные решётки, дырявая кровля, электрокоммуникация, оборудование и обширная прилегающая территория настоятельно требовали немалых денег, которых у нас, естественно, не было. На саму покупку еле-еле в долг наскребли. После аукциона в кармане – вошь на аркане, да блоха на цепи. Какие там капиталы! Тем не менее, одна зацепка для раскрутки бизнеса у нас имелась. Рядом с обеденным залом, огороженным тонкой фанерной стенкой, располагалось уютное помещеньице небольшого кафетерия. Вот оно-то и навевало вдохновенные мысли о развитии и скором обогащении нашего Коза Ностра.

***

Что ни говори, но по сравнению со столовой, в кафе царила решительно иная атмосфера. Обеденный зал кафетерия – пятьдесят квадратов клубного интерьера – был таинственен и роскошен. В зале красовались дорогие полированные столы, фигурная барная стойка, сияющие никелем стулья-банкетки, несколько стареньких, уютных кресел для особо дорогих гостей. Шикарные вишнёвые гардины надёжно укрывали зал от посторонних трезвых глаз (разврат и пьянство по протоколу требовали интимности). Да и аура здесь чувствовалась совершенно отличная от пресных столовских борщей. Из кафешки ароматно веяло украинскими горшочками с тушеной картошкой, толстыми шкварчащими отбивными, густым сливочным мороженым и баснословно дорогим шампанским. Столы были тщательно натёрты, а стойка отполирована до зеркального блеска. Эх! Чего там говорить! Кафе и столовая – как небо и земля под одной крышей.

Стойка бара отсекала четвёртую часть помещения. Ещё четверть занимали кабинки для посетителей. Остальное пространство отводилось под танцевальную площадку или, как сейчас модно говорить, данспол. Кабинки считались особым шиком нашего кафетерия. Они представляли собой пять резных столиков, огороженных панельными листами фанеры, обитой кожзаменителем. В каждом таком импровизированном кабинетике на стенах висели светильники с жёлтыми пластмассовыми абажурами и красочные глянцевые календари с непобедимыми Терминатором, Джоном Рембо, Чаком Норрисом и Ван Даммом. Ну не роскошь ли!