Мариша Пессл - Некоторые вопросы теории катастроф

[НАГЛЯДНОЕ ПОСОБИЕ 14.0]

На всех постерах, кроме двух ( «Per un Pugno di Dollari» [283]и «Fronte del Porto» [284]), были изображены поцелуи или объятия. Ретт, само собой, стискивал Скарлетт; Фред обнимал под дождем Холли и Кота ( «Colazione da Tiffany» [285]); тут же рядом Райан О’Нил в «Historia del Amor» [286]пылал страстью к Эли Маккгуайр; Чарльтон Хестон из «La Soif du Mal» [287]обхватил Джанет Ли, так что у нее голова неудобно запрокинулась, а Берт Ланкастер с Деборой Керр [288]явно нагребли песка в свои купальные костюмы. [289]Еще интересно, с какого ракурса была снята женщина-актриса на всех постерах без исключения. На любом из этих кадров могла быть запечатлена сама Ханна. Та же ломкая фигурка, тот же четкий профиль, те же волосы, падающие на плечи.

Странно – она не производила впечатления пустоголовой особы, окружающей себя изображениями немыслимой любви. Мне даже взгрустнулось, когда представила, как Ханна дотошно размещает на стене эту подборку.

– В комнате женщины всегда найдется какой-то предмет, какой-то штрих, который с полной откровенностью выражает ее душу, – говорил папа. – У твоей мамы это были, конечно, бабочки. Уже по тому, с какой заботой она их высушивала, оформляла и хранила, можно было догадаться, как много они для нее значат, но и каждый экземпляр в отдельности позволял оценить всю сложность и многогранность ее личности. Возьмем, к примеру, великолепную лесную королеву. Здесь отразилась царственная осанка твоей мамы и ее страстное восхищение природой. Муаровая перламутровая олицетворяет ее материнский инстинкт и глубокое понимание нравственного релятивизма. Наташа видела мир не черно-белым, а в размытых тонах, какой он и есть на самом деле. А тигровая мимикрирующая? Наташа могла изобразить всех великих актрис и актеров, от Нормы Ширер до Говарда Кила [290]. В каком-то отношении чешуекрылые и были ею – потрясающе красивые и душераздирающе хрупкие.

Сама не знаю, почему в ту минуту я подумала о бабочках. Наверное, потому, что постеры точно так же «с полной откровенностью» отражали Ханну. Может, Берт Ланкастер и Дебора Керр на пляже – это ее азарт к жизни и ее страстная любовь к морю, откуда произошла вся жизнь на земле, а постер к «Bella di giorno» [291], где у Катрин Денёв не виден рот, – ее вечные секреты, тайны, Коттонвуд.

– Вот черт! – раздался у меня за спиной голос Джейд.

Она швырнула толстый том в мягкой обложке, так что книга, трепеща страницами, врезалась в оконное стекло.

– Что такое?

Джейд молча, тяжело дыша, указала на упавшую книгу. Я подошла к окну и подобрала книгу с пола.

На передней обложке – фотография мужчины. Заголовок оранжевыми буквами на сером фоне: «Черный дрозд поет ночью. Биография Чарльза Майлза Мэнсона» [292](Айвис, 1985). И обложка, и страницы основательно потрепаны.

– И что? – спросила я.

– Ты что, не знаешь, кто такой Чарльз Мэнсон?!

– Знаю, конечно.

– Почему у нее эта книга?

– Мало ли у кого она есть. Это самая полная его биография.

Мне не хотелось уточнять, что у меня тоже имеется такая книга – папа включил ее в программу курса, который читал в Рокуэлле, в Университете штата Юта (семинар «Характерные черты бунтовщика по политическим мотивам»). Автор книги, англичанин Джей Берн Айвис, потратил сотни часов, опрашивая бывших членов «Семьи» Мэнсона, а их в свое время было не меньше ста двенадцати человек, так что объем собранной информации заслуживает уважения. Во второй и третьей частях рассказано, как возникла и в чем состояла идеология Мэнсона, как проходила повседневная жизнь секты, как строилась ее иерархия (в первой части содержится подробный психоаналитический разбор тяжелого детства Мэнсона; этот раздел папа не очень высоко ценил, поскольку не был поклонником Фрейда). Биографии Мэнсона и ее сравнению с книгой Мигеля Нельсона «Сапата» [293](1989) папа посвящал два-три занятия под общим заголовком «Борец за свободу или фанатик?».

– Пятьдесят девять человек, встречавшихся с Чарльзом Мэнсоном, когда он жил в Хейт-Эшбери [294], сообщили в интервью, что у него были поразительные гипнотические глаза и самый берущий за душу голос, какой только можно вообразить, – гремел папа в микрофон во время лекции. – Пятьдесят девять независимых друг от друга источников! Так в чем же секрет? Животный магнетизм. Харизма. Мэнсон был наделен этим качеством. Как и Сапата. И Че Гевара. Кто еще? Люцифер. История показывает: если человеку от рождения дано этакое je ne sais quoi [295], можно горы свернуть. А точнее, затратив не так уж много усилий, подвигнуть вполне обычных людей сражаться за тебя с оружием в руках. И не важно, за что ты призываешь сражаться. Дай им идею, и они поверят. Они будут убивать, будут умирать, будут называть тебя Иисусом Христом. Вы смеетесь, однако Чарльзу Мэнсону до сих пор пишут поклонники. Около шестидесяти тысяч писем в год – больше, чем любому другому заключенному в нашей стране! Его диск под названием «Ложь» до сих пор отлично продается на «Амазоне». О чем это говорит? Вернее, позвольте переформулировать вопрос: что это говорит о нас?

– А других книг здесь вообще нет, – сообщила Джейд чуть дрожащим голосом. – Сама посмотри!

Я подошла и заглянула в ящик. Там лежала стопка DVD – «Вся королевская рать» [296], «Охотник на оленей» [297], «La historia official» [298], еще несколько фильмов – и ни одной книги.

– В самой глубине лежала, – прибавила Джейд. – Хорошо запрятана!

Я перелистала страницы. Резкий свет из окна рассек все в комнате на мелкие куски, так что все казалось бескостным, включая Джейд (ее тощая тень ползла по полу к двери). Может, из-за этого меня пробрала дрожь, когда я увидела в верхнем углу титульного листа полустертую карандашную надпись: «Ханна Шнайдер».

– Это ничего не значит, – сказала я и вдруг поняла, что стараюсь убедить прежде всего саму себя.

– Думаешь, она хочет нас убить? – шепотом спросила Джейд, широко раскрывая глаза.

– Да ну тебя!

– Нет, серьезно. За нашу буржуазную сущность.

Я нахмурилась:

– Что это за лексика у тебя?

– Ханны словечко. Замечала – она как выпьет, сразу все вокруг плохие, прямо свиньи?

– Да она просто прикалывается. У меня папа тоже иногда так шутит.

Джейд, стиснув зубы, словно кирпичики в глухой стене, схватила книгу и принялась яростно листать. Дойдя до середины, она ткнула мне под нос черно-белые фотографии.

– «Чарльз придумал для Сьюзен Аткинс прозвище Секси Сейди» [299], – медленно и раздельно прочитала Джейд. – Фу, она тут прямо психопатка какая-то. Гляди, какие глаза! Точно как у Ханны…

– Прекрати! – Я вырвала у нее книгу. – Что с тобой такое?

– Это с тобой что? – прищурилась Джейд.