Люси Кларк - Навстречу мечте

Может, они просто обсуждали Жозефа или говорили о том, как плавание в ураган придает смелости, но Лана продолжила:

– Ну, вы были так… близки.

– О, Господи! – усмехнулась Китти. – Думаешь, я с ним трахаюсь? Ты это хотела спросить? Охренеть! – Китти встала. – Да что с тобой вообще происходит?

А происходит то, поняла Лана, что она больше не доверяет Китти. Когда-то подруги были единым целым, только они вдвоем против всего мира. Теперь все не так: их дружба стала казаться переменчивой, словно ветер.

Китти затянулась и щелчком выбросила окурок за борт.

– Нет, – сказала она, стоя спиной к Лане. – Я с ним не трахаюсь. Я бы никогда так с тобой не поступила.

Лана промолчала. В самом деле?

Китти ссутулила плечи, и сквозь джемпер Денни проступили позвонки. Из ее горла вырвался тихий всхлип.

– Кит, в чем дело?

– Во всем. В том… что ты можешь такое обо мне подумать. Что с нами случилось? Что стало со всеми нами? Все как-то неправильно.

– Жозеф умер, вот что случилось.

– Не тебе одной здесь плохо, Лана! – рявкнула Китти, поворачиваясь к ней лицом. – Нам всем хреново. Мы все чувствуем ответственность. – Китти прикрыла рот рукой. – Боже, – простонала она.

– В чем дело, Кит? – через некоторое время спросила Лана. – Ты что-то знаешь?

Китти закрыла глаза.

По спине Ланы пробежал холодок.

– Китти, прошу тебя. Скажи.

– Я переборщила с коктейлями в ту ночь. – Китти провела рукой по лицу. – Из-за сока не чувствовалось, но я влила охренеть сколько водки. Вот почему все так надрались. Вот почему Жозеф был пьяный в стельку. И почему Аарон… – Китти опять зарыдала.

– Ты же не могла предположить, что такое случится.

– Если бы мы так не напились, может, ничего бы и не было. Может, Жозеф по-прежнему был бы с нами. Мне сейчас так тяжело… – Китти размазала слезы по лицу. – Очень тяжело. Мы нашли вот это, – показала она на яхту, – а теперь… – Она покачала головой, как будто теперь все было потеряно.

Днем команда собралась на носу яхты, встали полукругом. На палубу летели брызги, и Лана держалась за страховочный трос. Скорее бы это закончилось.

Аарон начал:

– Как вы знаете, Шелл предложила почтить память Жозефа. Последние несколько дней выдались трудными для всех. Нам пришлось принимать серьезные решения, и я надеюсь, что это станет первым шагом к новому и позитивному этапу жизни. – Аарон взглянул на небо. – Даже погода сегодня на нашей стороне. И будет только улучшаться – фронт низкого давления, похоже, ушел. – Он провел рукой по груди и добавил: – Хватит мне уже толкать речи, если кто хочет высказаться, прошу.

Через некоторое время вперед вышла Шелл.

– Я не очень хорошо знала Жозефа. Иногда люди лишь ненадолго появляются в твоей жизни, поэтому я не могу сказать, каким он был в детстве или в подростковом возрасте. – Она по очереди посмотрела на всех членов команды, однако отвела взгляд от Генриха. – Мои воспоминания о Жозефе – это небольшие зарисовки из жизни «Лазурной». Например, как в свой первый ужин на яхте он подчистую умял три порции. Помню, как часто он сидел здесь, на носу, и смотрел на море. Какой невероятный прыжок в воду со скал на Филиппинах он совершил. Понимаю, я лишь поверхностно познакомилась с его личностью. И мне жаль, что мы не сможем узнать его лучше. – Шелл сжала губы, опустила голову и шагнула назад.

Хотя слова Шелл прозвучали по-доброму, сама «панихида» казалась какой-то вымученной. Да, они плохо знали Жозефа, но только им шестерым известно, что он погиб. Лана не будет произносить речь. Разве Жозеф хотел бы, чтобы последние слова о нем сказали те, кто решили даже не сообщать о его смерти?

– Кто-нибудь еще? – спросил Аарон. – Лана?

– Нет, – решительно покачала головой она.

– Генрих?

– Нет, благодарю, – ответил тот, опустив взгляд.

«Вот и все, – подумала Лана, – больше никто ничего не скажет». И вдруг вперед вышел Денни.

– Я хочу кое-что сказать.

Аарон был удивлен не меньше Ланы.

– Да, конечно.

Глядя в сторону горизонта, Денни заговорил на французском. Хотя Лана не могла понять слов, она видела, как бегают его глаза, – видимо, мыслями он полностью ушел в воспоминания о Жозефе. Как будто остальные в тот момент для него не существовали, и Денни общался только с ним.

Закончив, он качнул головой и отошел назад.

Настало долгое молчание. Потом Аарон взял вещи Жозефа и передал их стоявшим по обе стороны от него Шелл и Генриху. Генрих поднял стопку черных записных книжек Жозефа над носом яхты, и Лана едва удержалась, чтобы не броситься и не остановить его. Генрих швырнул их за борт, и сотни страниц, усеянных извинениями, пропитались соленой водой и ушли на дно. Никто теперь не узнает, что эти записи значили для Жозефа и почему он так упорно заполнял страницы словом «сожалею».

Следующим за борт скинули спальный мешок Жозефа, и он расползся по поверхности океана темной блестящей змеей. Его утянет на дно, занесет песком и илом.

Последним в море отправился холщовый рюкзак. Шелл что-то прошептала над ним, бросила за борт, и рюкзак упал с громким всплеском.

От Жозефа больше ничего не осталось.

Волна подцепила одну из рубашек Жозефа и вытащила ее из рюкзака за рукав. Вещи одна за другой выплыли наружу и растянулись по воде. Казалось, сам Жозеф качается на поверхности вниз лицом.

Пытаясь сдержать всхлип, Лана закрыла рот рукой.

Все это неправильно, ужасно неправильно.

– Теперь никто даже не узнает, что Жозеф был здесь! – гневно выпалила она.

Все обернулись в ее сторону.

– Ты от всего избавился, – сказала Лана, глядя на Аарона. – Избавился от улик .

– Лана, вещи – не улики, а лишь напоминания о жизни. Мы отпускаем их в море, чтобы почтить его память. Как иначе мы можем это сделать?

– Почтить его память? Выкинув за борт все его вещи? И деньги в том числе? – возмутилась Лана.

Генрих удивленно посмотрел на нее.

– Я имею в виду пятьсот долларов из бумажника Жозефа.

Аарона это не смутило.

– Деньги я не выбросил, это было бы глупо. Я решил отложить их в общий фонд на ремонт яхты.

– Ты решил? – Лана окинула взглядом всех членов команды. – А как же голосование?

– Я ни за что не стал бы выкидывать деньги, – уверенным тоном ответил Аарон. – Пять сотен долларов помогут «Лазурной» как можно дольше оставаться в море. Я считал, что для тебя это не менее важно, чем для всех нас.

Лана промолчала. Она уже ни в чем не была уверена.

Просматривая в каюте свои рисунки, Лана обращала внимание на перспективу, на свет и тень, на детали и глубину изображения. Вот набросок пальмы, сквозь листья которой бьют солнечные лучи. Вот Денни читает, сидя на палубе, Лана изобразила его в профиль. Дальше – рисунок со шлепанцами, которые кто-то кинул в ведро, затем корифены с блестящей чешуей. Казалось, все это было очень давно, в совсем другом путешествии. А вот и Жозеф: сидит на носу яхты, зажав самокрутку меж пальцев.