Елена Филон - Только сияй

Шейн тихо усмехнулся и провёл пальцами по своим растрёпанным волосам, взлохматив их ещё больше. А я следила за каждым его движением – просто не могла оторваться.

– Слишком много дерьма было в её жизни из-за меня, – ответил, глядя в сторону. – И… вряд ли она сможет когда-либо закрыть на это глаза. То, как я вёл себя. Всё, что сказал ей… У меня не хватало смелости признаться себе даже в том, что эта девушка значит для меня… так много. – Опустил голову и с силой провёл ладонями по лицу. – Я её не заслуживаю – вот в чём правда.

– Может, у неё ещё и нимб над головой? – придирчиво осведомилась я. – Прям святошу какую-то описываешь. Где откопал такую?

Шейн не смог сдержать улыбку. Смотрел на меня блестящими глазами. Яркое дневное солнце пробивалось сквозь полосы жалюзи и освещало лучами его лицо. Играя в почти чёрного цвета волосах медными прядками, придавая глазам самый невероятный оттенок из всех, что я когда-либо видела: смесь цвета горького шоколада и карамели. Такие манящие и глубокие, словно в них целый мир, и так сложно бороться с желанием попасть в него. Определённо – у меня к этому парню была не только дружба. И, очевидно, Шейн этого не знает, раз без капли стеснения рассказывает о любви к другой девушке. Вот я попала!

– Если она тебя по-настоящему любила, то должна была принять со всем дерьмом, уж извини, – с горькой усмешкой сказала я. – И не тебе решать, готова она терпеть твои недостатки или нет. Найди её для начала, и пусть сама решает. И если нимб не сильно давит на мозг, то, может, поймёт, что никто не идеален.

Шейн пронзительно смотрел мне в лицо, так что волны необъяснимой дрожи разливались по телу.

– Когда она меня увидит, первое, что сделает, – это пошлет к чёрту, можешь быть уверена.

– Не будь трусом, – фыркнула я и почесала бинт на затылке.

Шейн беззвучно усмехнулся:

– Дело не в трусости, а в том, как будет лучше для неё.

– Ей сколько лет? Пять? Почему за неё решаешь?

Шейн улыбнулся шире и так заразительно, что не могла не ответить тем же.

Некоторое время оба молчали. Пока Шейн не вздохнул и тихо не произнёс:

– Я скучаю по ней… – Сглотнул, моргнул несколько раз и отвернулся к окну.

Я поёжилась, не в силах дать определение ощущениям.

– Если любишь её, то должен найти и сказать об этом, – произнесла тихим голосом, потому что знала, что так будет правильно. Мы ведь друзья как-никак, а друзья должны давать хорошие советы. – И если она тебя любит, Шейн, но так ничего и не поймёт, значит, вы два самых больших идиота на свете, раз до сих пор не вместе!

Шейн выдержал паузу, изучающе глядя мне в лицо, а потом почему-то рассмеялся, да так искренне, что и я поддержала его парочкой неуверенных смешков.

– Что? – смеялась я.

– Ничего, – широко улыбался Шейн, – никогда бы не подумал, что человеком, давшим мне такой важный жизненный совет, станешь ты.

Озадаченно изогнула бровь:

– Почему? Ты считал меня глупой?

– Я считал тебя занудой, Миллер, – фыркнул Шейн. – Но ни разу не глупой.

Через пару дней меня выписали.

Целый пакет лекарств с собой и куча указаний от доктора. Так как моё состояние стабилизировалось, он счёл, что для скорейшего восстановления памяти лучше почаще дышать свежим воздухом и пребывать в приятной обстановке, поскольку даже обычная картинка знакомого помещения и даже одно-единственное слово способны в момент восстановить утраченные воспоминания. И когда это произойдёт, нужно будет немедленно связаться с врачом, так как, скорее всего, придётся испытать сильнейшие головные боли.

Менеджер Кан отвёз меня в отель.

Номер казался чужим. Обстановку не узнавала – только свои старые вещи. Кан выдал мне мобильный и велел сразу звонить ему в случае чего и сегодня отель не покидать, а вон те два здоровых качка за дверью позаботятся о том, чтобы никто меня не беспокоил.

«А как же свежий воздух?» – хотела напомнить я, но Кана уже не было в номере.

Я как-то спросила, можно ли мне улететь в Нью-Йорк, но директор Сок не постеснялся упомянуть контракт, со словами о том, что даже если память не восстановится, талант и мечта ведь никуда не пропали и он с радостью объяснит мне обо всех условиях заново.

И на что я только себя подписала?

Прошла вглубь. Странное ощущение. Сейчас все ощущения кажутся странными. Я как расколотая и нелепо склеенная чашка, у которой всё ещё слишком много трещин, чтобы ощущать себя целой.

На кровати лежала синяя и слегка помятая коробочка с золотистым бантиком. Обернулась. Это ведь мой номер? Значит, мне?..

Внутри диск Адама Гонтье в треснутой упаковке. На обложке пожелания, адресованные лично мне, и подпись.

Осела на кровать. Кто ради меня так старался? Калеб?..

Оглядела номер. Пусто. Одиноко. Неправильно. Словно сквозняк в самом сердце. И тут же вспомнилось о Шейне.

FB улетели на концерт. Будут завтра. А через несколько дней улетают снова. А что будет со мной?.. Что мне здесь делать, если вдруг память не вернётся?..

Стало страшно. Страшно не помнить вещей, что привели меня в этот город. Людей, что заставили здесь остаться. И по условиям контракта я обязана работать дальше…

Решила найти и почитать копию.

Как я это подписала? Да это же рабское соглашение! Я вправду этому подчинялась?.. Работала с рассвета и до глубокой ночи… Когда же у меня на личную жизнь время оставалось?.. Да ещё и на тайную… Это ведь столькими проблемами могло обернуться и для меня, и для Калеба… Я правда его так любила?..

Видимо, очень любила.

Позвонила Грейс. Та уже в Нью-Йорке вовсю занимается открытием магазина. Сказала, что моя комната наконец освобождена от корма… Хорошо, что я не помню этого запаха. Да что уж там! Я даже не помню, какой чёрт меня дёрнул, чтобы я перекрасила волосы. Мне нравился сиреневый. Мне шёл этот цвет. До сих пор не могу привыкнуть к своему новому отражению в зеркале; ссадины и синяки на лице не в счёт.

В требовательном порядке попросила Грейс рассказать о Калебе, но та ответила, что ничего не знает и лучше мне позвонить Николь по этому делу. Но Николь я звонить не стала. Сложно говорить с человеком, который считает тебя подругой, а ты о нём ничего не помнишь. Я ведь была на её свадьбе, а потом попала в эту аварию – всё, что удалось вытянуть из менеджера Кана. Почему вообще поехала обратно в такую погоду? Чем думала?..

Так и провела весь день на кровати, работая над собой и заставляя хотя бы крупицу памяти встать на место.

Одно слово, всего одно слово может вернуть воспоминания. Что же это за слово такое дьявольское?.. Похоже на небылицу.

На следующее утро проснулась от громкого стука в дверь. Сразу вообще понять не могла, где нахожусь, но когда дошло, заставила себя слезть с кровати и потащилась открывать.