Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том III (СИ)

Приблев хотел было продолжить сей оптимистический диалог, но тут до него докатилась импликация, прозвучавшая в словах Золотца.

— Всё-таки новая жизнь, — пробормотал он.

Золотце встал. В облике его читалось, пожалуй, смущение, но и некоторая надежда тоже. Ветер провёл рукой по воротнику его клетчатого пальто.

— Скоро я на некоторое время уеду, — не совсем своим голосом сообщил Золотце. — Потом вернусь, не переживайте! Я никогда бы не стал вас о таком просить, желай вы покинуть Петерберг, но коль скоро вы предпочтёте и далее здесь находиться — чему я, кстати, очень рад… Я хотел бы оставить этот город на вас.

Приблев взглянул на него снизу вверх. Единожды одолев страх высоты и усевшись на самом краю площадочки, он теперь вовсе не хотел подниматься.

— А как же потомок четы Туралеевых? Ну, вернее, его рождение?

Золотце немедленно скорчил раздосадованную гримасу, и патетизм его развеялся.

— Это ужасно! — он сердито дёрнул плечами. — Но я не могу поручиться, что прослежу за ним самолично — сроки моего отъезда зависят не от меня одного. Только и остаётся надежды, что на вашего брата! — Протянул ладонь. — Но Петерберг ему не поручишь.

Тонкую, отороченную серебристым мехом и наверняка купленную под графа перчатку Золотца Приблев некоторое время созерцал в молчании.

— Я понятия не имею, о чём вы говорите, — признался он наконец.

Ответом ему был новый смешок, в котором мерещилось… умиление, что ли.

— Да встаньте же вы, неудобно так на вас смотреть. Вы совершенно верно говорите о новой жизни — а новая жизнь для нас отчасти подразумевает возвращение к старой. То есть наконец-то к порядку. Я думаю, что Петерберг теперь готов не бунтовать, не бороться, не изворачиваться, а просто жить — почти как до революции, только намного лучше. Конечно, есть сотни, тысячи проблем, нюансов, аспектов… Но они все частные. Поставки, распределение благ — вы прекрасно с подобным справляетесь.

— Полные казармы пленных солдат… — в тон ему напомнил Приблев, но Золотце отмахнулся:

— Как раз их я на вас не сваливаю, тут маячит призрак решения… Мне бы просто хотелось, чтобы в наше — в моё отсутствие Петерберг оставался спокойным.

Приблев, без охоты поднявшийся на ноги, всё ещё пребывал в недоумении.

— Всё, о чём вы говорите, я бы делал и так… впрочем, спасибо, что предупредили об отбытии.

Он с некоторой иронией отметил, как Золотце вполне зримо поюлил — покачал всем телом влево-вправо, скривился, перебрал в воздухе пальцами, но потом со вздохом сдался:

— Спокойствию города угрожают не только рутинные нюансы и аспекты. Возьмём, к примеру, господина Коленвала. Он, без сомнения, талантливый человек, умнейший… Но его раж при выяснении обстоятельств с Метелиным показался мне чрезмерным. Вы согласны?

— Да, пожалуй, — поправил очки Приблев, немного помявшись. — Он действительно, что называется, несколько перегнул… Хотя его можно понять.

— Без сомнений! Но ведь вы согласитесь, что всем — в первую очередь самому господину Коленвалу — лучше, когда он занимается своим делом? Я имею в виду, — поспешно поправился Золотце, — своей профессией, тем, чему он обучен. Он прекрасный инженер — и было бы замечательно поставить перед ним любопытную задачу… Умозрительного толка. Ну, скажем, план развития полумёртвой промышленности нашего отечества. Такая задача является теоретической лишь до поры до времени — как бы ни сложились обстоятельства, его наработки будут полезны. И я не думаю, что господину Коленвалу следует отвлекаться на свой демократический пафос.

— Я думаю, — промямлил Приблев, — он тоже может сам решить…

Золотце досадливо дёрнул плечом:

— Думаете? А мне кажется, он порой чересчур очаровывается собственными речами и перегибает палку. Помните, что творилось, когда мы ещё только клеили листовки? Вряд ли вы совсем упустили из виду, что господин Коленвал был несколько… утомителен в своём пыле.

— Это правда, — Приблев усмехнулся. — И вы правы в том, что ему и самому это не всегда в радость.

— Вот видите, — Золотце обрадованно засиял. — Можете пообещать мне, что не потеряете бдительность? В конце концов, Временный Расстрельный Комитет… — он запнулся, но потом закатил глаза, вроде как иронизируя над самим собой. — Ох, леший, ну зачем я темню? Простите, Сандрий. Временный Расстрельный Комитет ополовинится. Следовательно, любые неудачи чреваты более серьёзными последствиями, чем обычно. Понимаете, почему я переживаю?

— Ополовинится? — нахмурился Приблев. — Могу предположить, что из Петерберга с вами отбудет господин Мальвин… А кто ещё?

На сей раз Золотце закатил глаза искренне и с явным удовольствием.

— Я глубоко сомневаюсь в том, что после сегодняшнего Твирин может и далее считаться членом Временного Расстрельного Комитета.

Наверное, Золотце был прав — слава лешему, Приблев ничего не видел своими глазами, но слухи о неудачной стрельбе разнеслись по городу так, будто сами были выстрелами. А впрочем, и выстрелы тоже разлетелись — раз весь Петерберг уже осведомлён о подробностях казни, значит, недаром было вложено так много сил в то, чтобы наладить новую передачу радиосигнала. Насколько это важный фактор? В конце концов, Твирин — человек гражданский, ведь должны же все были загодя понимать, что гражданский не обязан хорошо стрелять?

Но, с другой стороны, в этом имелась некоторая симметрия, которую даже Приблеву было трудно не заметить. Твирин появился на свет, когда выстрелил в одного из членов Городского совета, — и, наверное, убрать его тоже может только выстрел, теперь неудачный. И всё же странно исходить из подобных, как бы это, эстетических аргументов.

— Вы не спешите с выводом?

— Даже если спешу, Твирин всё равно явственно не в себе. Кто знает, насколько серьёзно? Я думаю, Гныщевич и Плеть вполне справятся с солдатами и без него, но… — в этот раз пауза вышла у Золотца долгой. — Но, пожалуйста, не теряйте бдительность. Я бы очень хотел по прибытии обнаружить Петерберг таким же, как оставил.

— Только без полных казарм пленных солдат, — ухмыльнулся Приблев. — Я постараюсь.

На город постепенно наползал вечер, и сейчас было бы благоразумно заняться осмотром вышки, если они вообще намереваются им заниматься. Однако Золотце не спешил. Он открыл дверь, но потом развернулся на каблуках и зашагал по опасно узкой площадке взад-вперёд.

— Сандрий, — выдавил он наконец, — скажите, это выглядит так, будто я вас, говоря пресловутым романным языком, вербую? По-моему, выглядит. Леший, — Золотце обернулся с искренним отчаянием и жалко повторил: — Выглядит? Я не хотел.

Приблев склонен был согласиться с тем, что беседа эта прошла, пожалуй, в чересчур деловом тоне. Он не жаловался и не обижался — деловой Золотце нравился ему куда больше Золотца ссутуленного, — но и не кивнуть не мог.