Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том III (СИ)

— Дядя, ты меня забыл, — обиженно прогундосил Хикеракли.

— Непростительно забывать простой народ, — согласился граф и кокетливо улыбнулся. — Как только вы забываете простой народ, он отвечает вам тем же, и всякая власть, коей вы обладаете — где бы то ни было, — перемалывается в пыль.

— Если вы сомневаетесь в степени нашего влияния, можем поставить эксперимент, — хэр Ройш сложил пальцы домиком. — Выйдем наружу, и мы подтвердим, что вы представители Четвёртого Патриархата, а потом отдадим солдатам приказ вас задержать. Ну а вы, соответственно, попросите их этого не делать. Проследим, чьи слова окажутся для них более весомы, и сделаем из этого выводы о том, кто какую роль в Петерберге играет. Согласны?

Твирин чуть заметно усмехнулся. Делегаты, судя по всему, вовсе не жаждали проверок.

— В последнем законном созыве вашего Городского совета было более десятка представителей, — пошевелил седой бородой граф Дубин. — А вы, значит, управляете Петербергом вчетвером?

— А вы Росской Конфедерацией — вшестером? — фыркнул Хикеракли. — Что вы как дети малые, пока мы здесь сидим, там — у-у-у, процессы движутся! И ими тоже руководят. Но на нашей встрече полагается всё по уму сделать, чтоб красиво и, так сказать, символически. Вы, значится, члены Четвёртого Патриархата, ну а мы вчетвером, как древние патриархи. Которые летописные.

— Хотите быть святее Первых Божьих Слуг? — снисходительно улыбнулся граф Тепловодищев.

Граф Набедренных на его улыбку ответил смущённо нахмуренными бровями:

— Разве же они при вступлении в сан сразу объявляются святыми? Ах, эти тонкости духовной жизни Европ! Виктор Арчибальдович, извините нам нашу дремучесть — мы росские националисты.

— В первую очередь вы преступники и захватчики, — барон Ярцев покачал головой. — Где командование Охраны Петерберга?

— Охраной Петерберга командует Временный Расстрельный Комитет, — коротко сообщил Твирин.

— А Временный Расстрельный Комитет — это он, — ткнул в него пальцем Хикеракли, — ну и другие, по слухам, тоже имеются, но брат Твирин над солдатами теперь главный. И кончайте обзываться, так мы каши не сварим и ничего другого хорошего тоже.

— Росские националисты? — прищурился барон Зрящих, и хэр Ройш понял, что не ошибся: именно он наиболее трезво смотрел на ситуацию, что и делало его наиболее опасным. — Петерберг — портовый город, главное связующее звено в отношениях с Европами. Не поймите меня неверно, я сам в известной степени разделяю ваши чувства; снижение влияния Европ на Росскую Конфедерацию является одним из ключевых направлений моей работы. Но это долгий процесс, требующий аккуратного и внимательного подхода, причём вестись такая работа должна изнутри Четвёртого Патриархата. Я не сомневаюсь в том, что вы хотите своему городу блага, но отдаёте ли вы себе отчёт в том, что перекрыли торговые пути всей стране? — Он держался чрезвычайно серьёзно, ничем не выдавая презрительного отношения к представителям Революционного Комитета, если таковое вообще имелось. — Я был в Кирзани, где шахтёры нарушили работу одной из главных железных дорог. И знаете, нам даже не пришлось самим предпринимать решительных мер: против бунтовщиков выступили жители соседних городков поменьше, оставшиеся без коммуникаций. Остановка Петербержского Порта не только сделала невозможной своевременную доставку товаров, но и оскорбила Европы, так что они не спешат перенаправить ресурсы по суше. Вы настраиваете против себя всю страну, тем самым несколько обесценивая имя росского национализма.

— Осторожность, граничащая с полной невидимостью, тоже не набивает ему цену, — пробормотал граф в воздух, после чего обратился непосредственно к барону Зрящих: — Понимаете ли, сударь — простите, не имею чести знать вас по имени, в Четвёртом Патриархате слишком уж много имён… Так вот. В ваших словах явственно прозвучала двусмысленность. Вы, если мне не померещилось, сказали «ресурсы»? Увы, рухнула моя надежда на встречу с родственной душой! Мы с вами исповедуем будто бы некие различные — сорта? жанры? тональности! — национализма, раз вы полагаете, будто земля росская бедна ресурсами, а земле европейской есть что нам в этом смысле предложить, — и граф рассеянно принялся искать портсигар.

— Мне кажется, вы зря цепляетесь к словам и упускаете содержание того, что сказал Тарий Олегович, — заметил граф Асматов-младший. — Речь ведь не о ресурсах, а о том, что ваши чересчур радикальные методы ставят под угрозу отношения с Европами как таковые. Но ведь даже вы вряд ли всерьёз верите, что Росская Конфедерация может существовать в изоляции?

— А почему нет? — Хикеракли лирически подпёр кулаком щёку. — Я не на-ца-на-лист, я и слов-то таких не знаю, зато у меня голова с фантазией. Не одними Европами живём, есть ведь Индокитай, есть Латинская Америка… А коли нет, то и шут с ними. Росская Конфедерация — страна немаленькая. Нешто вы и вообразить не можете, как она сама с собой разберётся, будто взрослая уже? Нам тычете в нашу молодость, а сами как детишки неразумные мыслите.

— Процессы, о которых вы берёте на себя смелось рассуждать, гораздо сложнее, — раздражился граф Асматов-старший, — и вы…

— Мы не о том говорим, — с неожиданной неучтивостью перебил его граф Дубин. — Мы прибыли обсуждать Петерберг. В вопросах мировой политики решения, к счастью, остаются за Четвёртым Патриархатом, и если нам потребуется консультация, мы, без сомнения, к вам обратимся.

Хикеракли с иронией покосился на хэра Ройша. «Ты хочешь сидеть заместо Четвёртого Патриархата», — говорил он на днях, и хэр Ройш того не отрицал; да, хочет. И когда ему это удастся, он не станет обращаться за консультацией к бессмысленным ретроградам.

— Хорошо, — медленно произнёс хэр Ройш и сам удивился тому, сколь сухо звучит его голос. — У Петерберга есть к Четвёртому Патриархату ряд требований, без исполнения которых мы отказываемся признавать вашу власть в какой бы то ни было мере. Пока что всё свидетельствует о том, что Петерберг способен существовать автономно — быть может, даже открыть собственные торговые каналы с Европами. Прислушаться к нам — в ваших интересах.

— Ах, не размахивайте кулаками, — граф Тепловодищев недовольно поморщился на дым папиросы графа Набедренных, — это, право, лишнее. Не сомневаюсь, что отец научил вас внятно излагать свои мысли — так излагайте…

Хэр Ройш вовсе не страдал излишней раздражительностью, но это неуместное упоминание отца его задело. Он не отрицал вклада хэра Ройша-старшего, ныне покойного, в своё воспитание и образование, однако низведение до них любых способностей злило, равно как и манера ради веселья вставлять шпильки.