Array Альфина - «Пёсий двор», собачий холод. Том II (СИ)

Мальвин знал наверняка, что в последние смутные дни семья гордится им, если не хвастает: он ведь префект, он на пороге не показывается, потому что в Академии важными делами занят, важным людям — тому же господину Пржеславскому! — помогает. С неуклюжестью купеческого самолюбия Мальвин примирился давно, как только стал её замечать, но сейчас вдруг подивился про себя той пропасти, которая пролегла между настоящими его занятиями и иллюзиями оных.

Важному человеку господину Пржеславскому он помогал всего несколько часов, сразу после вестей о расстреле Городского совета, а теперь всё наоборот — это господин Пржеславский помогает Мальвину, да к тому же сам того не ведая. Отправляясь позавчера в сторону казарм, Мальвин понял, что наилучшей тактикой будет соорудить бюрократический мираж именем как раз таки господина Пржеславского.

— Ну, коль готов список, давайте в кабинет, — звякнул ключами генерал Скворцов. — Я подпишу и вас отпущу, а то вы ж немерено времени тут у нас потратили. Всем бы такое рвение да такую дотошность!

— Благодарю.

Чистейшая правда: и дотошность бы многим не помешала, и времени Мальвин в казармах потратил немерено. В том, собственно, и была его цель.

Позавчерашний день условия задачи поставил следующие: беспокойство в городе вылилось в самую неожиданную форму — расстрел Городского совета Охраной Петерберга, причём в качестве мотивации слухи предлагали солидарность Охраны Петерберга с простыми горожанами. В отношении, мол, к новому налогу в частности и курсу действий Городского совета вообще. Это откровенное безумие требовало перепроверки, отдельным пунктом — во всём, что касается Твирина, неизвестного гражданского лица, коему молва приписывала и вовсе фантастическую роль.

Да только нельзя прийти в казармы и потребовать объяснений, кто ж их Мальвину даст. А значит, нужно изобрести основания на территории казарм находиться и, того больше, свободно по ним перемещаться — посмотреть своими глазами, послушать своими ушами, составить полную картину из непосредственных наблюдений за казарменной жизнедеятельностью. Тот же Золотце здесь бы прикинулся — кем-нибудь, кто был бы уместен, но сколь бы Мальвин таланты Золотца ни уважал, сам он похвалиться навыками перевоплощения не мог. Ему оставалось разве что показательно перевоплотиться в самого себя — и этого, как выяснилось, вполне достаточно.

Сначала, правда, вышла заминка: в позавчерашней суматохе найти хоть кого-то при внятных полномочиях было трудно, а первый же встреченный поручик разбираться с человеком, посланным руководством Йихинской Академии, не хотел совершенно, и потому, не мудрствуя, посадил Мальвина под замок. Да, прямиком в камеру до лучших времён — то есть до свободной минуты у кого-нибудь постарше званием.

Мальвин ничуть не расстроился — такого приёма он более чем ожидал. С первого взгляда — досадный проигрыш по времени, но точен ли тут первый взгляд? Мальвину виделась однозначная польза в том, чтобы переночевать в камере и начать сбор сведений позже. Если что-то собирать, осмысленно будет подождать, когда пена хоть немного отстоится — а то ведь позавчера творящееся с Охраной Петерберга не слишком понимала и сама Охрана Петерберга.

Так что, в камере очутившись, Мальвин ещё раз критически обдумал свой предлог, сделал пару пометок в блокноте и употребил выпавшую ему отсрочку на то, чтобы хорошенько выспаться. Чего, откровенно говоря, не удавалось со всей этой листовочной деятельностью уже которую неделю.

Спал он в итоге за четверых и пробудился к обеду, рассчитывать на который, конечно, не приходилось, но в том была единственная беда. Прочее же прошло гладко: за час ему сыскали моложавого капитана в своём уме, который даже принёс извинения за бессмысленное заточение и пообещал выбить для Мальвина (и его серьёзного поручения от самого руководства Академии!) аудиенцию сразу у командования. Мальвин ответил, что из командования его вполне устроит всего один человек — генерал Скворцов, например, раз уж мы и так в Южной части. Про себя же Мальвин понадеялся, что хотя бы для генерала Скворцова Академия не пустой звук и от аудиенции тот отмахиваться не станет. Надежда эта оправдалась ещё часа через три, что в имеющихся обстоятельствах было буквально подарком судьбы.

Генералу Скворцову Мальвин передал выдуманный поклон от господина Пржеславского, выдуманности смущаясь не слишком, зато описал вполне правдиво — на случай, если Охрана Петерберга ещё сама не разобралась, — положение дел в Академии. Так и так, господин Пржеславский опасается беспорядков, а потому студентов и вольнослушателей собрал под крышей общежития — и готов содержать там до тех пор, пока молодым людям с естественными для них максималистскими замашками не станет вновь безопасно разбрестись по городу. Генерал Скворцов покивал и мудрость господина Пржеславского многословно похвалил, после чего Мальвин позволил себе высказать просьбу, ради которой он всё это и затеял.

Просил он всего лишь доступа к учётной документации постовых — якобы затем, чтобы руководство Академии как можно яснее представляло себе, сколько студентов официально находится за пределами Петерберга.

На самом же деле — чтобы неспешно обойти кольцо казарм по всей длине, поглядеть своими глазами и послушать своими ушами. Человек со скучным бюрократическим предлогом и сопроводительной бумагой от генерала Скворцова ни у кого не вызовет особенных вопросов, зато сможет невзначай позадавать свои. Простейшая задумка, лишённая всякого внешнего лоска, но тем и удачная.

Учётную документацию постовых каждому встречному-поперечному не предоставляют, но в «мирное», как изволил выразиться генерал Скворцов, время регулярно возникают уважительные необходимости: то пропавшего без вести проверить родственникам, то очередного мошенника изловить. Мальвин счёл, что его предлог в этот ряд встанет как влитой. От лица господина Пржеславского заверил, что за всех студентов, которые нынче не в Петерберге, но пожелают вернуться, Академия готова отвечать, размещать их всё в том же общежитии и на совесть сторожить. Для того и требуется составить список — пряжка йихинская может при студенте быть, а может и не быть, лучше сразу все имена в письменном виде перечислить и положить на стол перед генералом.

Генерал этой самой дотошности порадовался и разрешение прогуляться по всем постам без колебаний выдал. Получая вчера бумагу на руки, Мальвин даже задался вопросом, должен ли он чувствовать себя обманщиком — так уж генерал Скворцов его привечал, так уж был радушен и говорлив. Но мелькнувшие было терзания совести отступили перед лицом соображений практических: куда же это годится, так запросто желающих удовлетворять? А был бы Мальвин вредителем — вором, смутьяном, поджигателем или взрывателем? Недальновидности сочувствовать Мальвин не привык и тем успокоился.