Мария Метлицкая - Миленький ты мой

Да, я – не плюшевая собачка. И тявкать научилась, и зубы показывать. Все она – учительница-жизнь. Она постаралась. Вместе с Полиной Сергеевной.

Она дожила до весны. Вернее, до самого начала весны, до середины марта.

Помню, как ныла:

– Ох, доченька! Мне бы до лета кое-как доскрипеть. Хоть до июня!.. Чтобы в последний раз увидеть, как зацветет наш сад! Не налюбовалась еще…

А кто же тебе, милая, мешал это видеть всю свою жизнь? Кто же мешал любоваться?

Десятого марта Димка уехал в Москву – на какой-то семинар по ветеринарии.

Зашел к Полине Сергеевне:

– Мама, я ненадолго!

Она заревела. Он гладил ее по руке и спрашивал, что ей привезти из гостинцев.

Полина Сергеевна захотела зефиру.

Димка уехал рано утром, часов в пять. В шесть я встала, поставила чайник и сделала себе бутерброд. С тоской посмотрела на печку – в доме было прохладно, нужно было подтапливать. Вспомнила, как баба моя говорила: пришел марток – надевай трое порток!

И вправду, на улице было холодно. Хотя солнце днем уже пригревало по-настоящему – сугробы плавились, медленно оседая и теряя в весе. У крыльца уже появилась прогалина с прошлогодней травой.

Большая луковица, жопкой опущенная в банку, выпустила тонкие, бледные корни и зеленые, мягкие, мелкие стрелки.

Ночью с крыши сползал подтаявший снег – падал громко, пугая кота. Кот выгибал спину и начинал злобно шипеть.

Я брала его на руки и клала рядом с собой на постель.

Муж мой заметил:

– Кота ты жалеешь! А вот людей…

– А Васька мне зла не делал! – откликнулась я. – Зло приносят только люди!

– И как ты только детей учишь? – пробурчал Димка. – Не понимаю…

Я выпила чаю, съела бутерброд и, тяжело вздыхая, пошла в комнату Полины Сергеевны.

Этот утренний ежедневный поход был для меня моей Голгофой.

В комнате было тихо. Я подошла к кровати и наклонилась.

Она еще дышала, моя мать. Я уловила ее слабое, почти неслышное и редкое дыхание.

Я тронула ее за плечо – она не реагировала. Я потрясла сильнее.

Она чуть повернула голову и приоткрыла глаза. Мне показалось, что она не узнает меня и смотрит куда-то насквозь.

– Есть будешь? – спросила я. – Или чай?

Она наконец сфокусировала свой взгляд и чуть качнула головой. Что-то попыталась просипеть. А что – я не услышала.

Наклонилась ближе:

– Что? Что ты хочешь? Воды?

Она закрыла глаза.

– Ну, тогда спи! – сказала я и вышла из комнаты.

Мне нужно было торопиться к первому уроку. Быстро собралась, накрасила глаза, оделась и у порога притормозила. Заглянуть еще к ней? А что я там увижу нового? Уснула, наверное. Она сейчас все время спит, без перерыва.

Поменять простынку? Я глянула на часы: время поджимало.

«Вернусь – поменяю, – подумала я. – Сегодня у меня три урока. Быстро вернусь, переживет. Ей уже… все равно!..»

В школе я задержалась на полчаса – заболталась с завучем. А когда вернулась…

Я не сразу зашла в ее комнату. Я понимала, что ее уже нет? Наверное, да.

Не знаю. Боялась? Наверное, и это тоже. В голове моей было пусто. Я поставила щи на плиту и села на стул.

– Нет, надо идти, – вздохнула я и… пошла.

Полина Сергеевна умерла. Конечно, она умерла! Это было понятно и так. Мне было все ясно еще с самого утра, когда я к ней заглянула.

Лицо ее было спокойно и безмятежно – словно она наконец отдыхала. Наверное, так и было – она отдыхала. От болей, страданий, от жизни. От мук совести?

Я села на стул возле ее кровати. Поморщилась, когда представила все предстоящие хлопоты. А расходы? Господи, мы ведь копили на отпуск! Как мы мечтали о море!.. Я и Димка, вдвоем! Я никогда не была на море, ни разу…

А как я могла там побывать? Кто бы свозил меня на море? Баба Маня? Тонька? Или… Полина Сергеевна?

Кстати! Она рассказывала – с восторгом, взахлеб, – как Королева однажды взяла ее в Сочи.

Ах, Сочи! Ах, темные ночи! А море? А пляж? А шашлыки? А вино? А фрукты какие? Персики, груши! Вы таких и не нюхали! Сок течет по рукам, чистый мед!

Вы – это мы. Баба Маня и я. Мы слушали ее и молчали.

– А чо ж ты девке груш не привезла? – спросила ее баба. – Тех, что чистый мед?..

Полина Сергеевна захлопала ресничками и что-то залепетала. Невнятное. Баба ее прервала:

– Хорошо, что хоть ты, Поля, наелась!

Нет, она привезла! Сувенир. Мне. Розоватая ракушка на дурацкой подставке. Подставка эта крошилась и пачкала руки. Ракушку я расколола – специально. Помню, на ней была надпись: «Привет из Сочи!»

Взяла молоток и расколола. И баба меня не ругала.

Больше, насколько я помню, в поездки ее не брали. Сидела в Москве и сторожила квартиру.

А я море представляла отлично! И мне казалось, что я даже слышу, как оно пахнет! Правда, чем – объяснить не могла, мне казалась – арбузом. А как хотелось поплавать ночью по лунной дорожке, по черной воде. И чтоб мой Димка плыл рядом…

А на берегу целовал мое мокрое и счастливое лицо и гладил загорелые плечи.

Еще мне хотелось срывать виноград – прямо с куста. Длинный, тяжелый, прозрачный. И кормить им моего Димку…

Я вздохнула и вышла из комнаты. Надела пальто и пошла к соседке.

Тетя Галя была в этих вопросах спецом – ее всегда звали обмыть и подготовить покойника. Делала она это с большим удовольствием, и не за вознаграждение, а по призыву души. Денег не брала, а вот «благодарности» принимала.

Помню, как она готовила мою бабу. Потом Тоньку. А вот теперь пришел черед и Полины Сергеевны.

Тетя Галя сидела за столом и чистила гречку – горка грязной, горка очищенной. На носу очки. Так же чистила гречку и моя баба…

Смотрит на меня и хлопает глазами:

– Че пришла, Лидка? Надо чего?

– Надо, – киваю я, – Полина Сергеевна… Померла.

Тетя Галя вскочила, захлопала руками, как наседка крыльями, и затарахтела:

– Как же так, Лидка? Как померла? Ох, Полечка-Поля! Куда ж ты поторопилась? И чего ж тебе не жилось?

– Хватит, теть Галь! – прервала я ее. – А то ты не знаешь! Чего не жилось… Рак у нее был! Вот и сожрал! Как ему и положено. И ты не трынди! Пойдешь со мной, поможешь? Я ж в этом деле…

Тетя Галя тут же угомонилась, строго кивнула и стала натягивать резиновые сапоги.

– Помогу, Лидочка! Как не помочь? Дело-то тонкое, хоть и житейское! Все надо знать – чтоб по-хорошему! И как, и куда…

Накинув платок, она остановилась и строго посмотрела на меня:

– У батюшки была? У отца Алексея?

Я вздохнула и покачала головой. И мы двинулись в путь.

Димка должен был приехать на следующий день. Слава богу! Как я его ждала! Без него мне было совсем тяжко. Да еще в доме с покойницей…

Хоронить решили после приезда Димки, на следующий день. Перед похоронами – отпеть в церкви.

Я отнеслась к этому… довольно скептически. Где Бог и где Полина Сергеевна? Просто смешно! Еще до Димкиного отъезда они обсуждали приход священника – Полина Сергеевна попросила.