Кортни Маум - Мне так хорошо здесь без тебя

– Я думал, ты не признаешь брак. Я думал, ты в него не веришь.

– Удивительно… – сказала она, смахивая на землю стекляшку. – Вот говорят, встретишь того самого человека – сразу поймешь. И это правда. У меня в голове что-то щелкнуло. И сразу стало так спокойно. Нет всей этой драмы, которая была с тобой.

Я поднял на нее изумленные глаза, ожидая увидеть заводной ключ между ее лопаток. Кто эта кукла и что она сделала с моей Лизой?

– Ты не сердишься? – спросила она, прижимая мою ладонь к своей щеке. – Ты ведь понимал, что это у нас не могло продолжаться вечно. Хотя и было хорошо. – Бесстыжим полуоткрытым ртом она поцеловала мою ладонь, поцелуй вышел мокрым. – Очень хорошо.

Она стала целовать мои пальцы. Я отдернул руку.

– Значит, ты серьезно.

Теперь настала ее очередь удивляться:

– Ну конечно! Я переезжаю в Лондон. Через два месяца.

Я смотрел на свои кроссовки, на Сену.

– Я от тебя без ума, – продолжала она, – и ты это прекрасно знаешь. Однако еще немного, и наши отношения могли бы разрушить твою жизнь.

Это говорит дама двадцати девяти лет мне, тридцатичетырехлетнему. Она даже не подозревала о том, как изменила мою жизнь. В собственном доме я был вынужден спать в гостевой спальне, потому что эта женщина наполняла меня такой энергией, таким желанием каждый день и каждый час проводить, слившись с ней в экстазе, что для семьи я превратился в зомби. Целые дни просто выпадали из моей памяти. Я забывал, о чем говорил с дочкой по дороге в сад, я под дулом пистолета не смог бы вспомнить, в какой одежде была моя жена на прошлой неделе – да что там, накануне! Я пил больше обычного, ел меньше обычного, и никогда, ни в одном кошмаре мне не могло присниться, что между нами внезапно все закончится.

Вот, в сущности, и все. С того дня до ее отъезда в Лондон мы виделись четыре раза, и никакого секса не было. Она благополучно и без всяких угрызений совести крутила роман с женатым мужчиной, но стоило самой засобираться замуж, как откуда ни возьмись появилось такое благочестие!.. Она заявила мне, что наигралась в адюльтер и теперь намерена стать верной и преданной женой – с такой подачей, будто шла в поход за Святым Граалем. А потом она меня покинула. Оставила метаться между тоской по ней и ненавистью, оставила с наказом не пытаться ее вернуть, но при этом смиренно попросила разрешения мне писать. Оставила меня на милость матери моего ребенка, требующей, чтобы я прервал отношения, вымораживающие меня изнутри. И тот факт, что конец отношениям положил не я, что это был не мой выбор, делал задачу возвращения к прежней жизни еще сложнее.

Я стряхивал со свитера россыпь крошек от круассана, когда к газетному киоску на видавшем виды скутере подъехал человек в лиловых берцах и ярко-желтом шлеме.

– Ричард! – радостно завопил он, поднимая забрало. – Я тебя издалека узнал!

Ну да, не успел я подумать, что мой боевой дух упал до самого дна, как снизу постучали. Я вытер масляные пальцы о джинсы и протянул ему руку.

– Привет, Патрик. Как жизнь?

– Прекрасно, прекрасно! У меня новая студия в Берси, вот как раз туда еду. Встал на красный, смотрю, ты или не ты! Сто лет тебя не видел!

– Ну да, сто лет, – выдавил я, пожимая плечами. – Сам знаешь, ребенок…

– Да? Здорово! У меня вот тоже. – Он снял шлем. – Слушай, как я рад! Все думал, что же тебя нигде не видно… Наверное, путешествовал много?

– Да нет, не особо. А ты? – Я знал, что любой его ответ вызовет у меня неприязнь. – Я думал, что ты вернулся в Данию.

– Я уезжал на год, но ты же понимаешь, стоит пожить немного в Штатах, и все прочее начинает казаться болотом. Я, кстати, только что из Техаса. Выставлялся в Марфе. Жену с ребенком тоже возил. О, вот! – Он полез в задний карман. – Я же как раз из типографии еду… – Патрик сунул мне рекламный проспект и подождал, пока я его изучу. – В общем, у меня будет мероприятие в Доме-музее Бурделя. Не поверишь, перфоманс…

– Да что ты! – воскликнул я, чувствуя, как внутри все сжимается.

– Ага, довольно такой, ну… – Он поерзал на скутере. – Ты читал «Вопросительное настроение» Пэджетта Пауэлла? В общем, это книга, состоящая из вопросов. Целый роман из вопросов, один за другим. Ну вот, например… «Следует ли подрезать листву дерева? Приятно ли вам вспоминать, как в детстве вы собирали бутылки из-под колы ради денег?»

– Ты что, всю книгу наизусть выучил?

– Нет! – Патрик усмехнулся. – Так, пару вопросов здесь, пару там. В общем, мне устраивают недельный перфоманс в старой студии музея. Каждый день я буду сидеть там с книгой. Любой желающий может сесть со мной, и мы будем говорить о вопросах из этой книги, пока не доберемся до ее конца. Короче, приходи! Будет интересно!

– Ага. Постараюсь.

– Ну ладно, мне пора бежать, но я очень хочу как-нибудь встретиться, поболтать. Расскажешь, как у тебя жизнь!.. Слушай, а давай прямо с детьми, они поиграют вместе!

Я слабо улыбнулся:

– Ты серьезно?

– Если бы к тебе обратились с просьбой «Веди меня туда, где музыка», что бы ты ответил?

Я моргнул. Не дождавшись другой реакции, он пожал плечами:

– Это из перфоманса.

– А-а… – Я выдавил из себя смешок. – Класс…

Патрик выкатил скутер с тротуара на проезжую часть, отталкиваясь своими лиловыми берцами и повторяя, что он на самом деле очень, очень хочет со мной пообщаться. Вот хотя бы кофе выпить. В самое ближайшее время. И с этими словами он отчалил.

Чертов Патрик Мэдсен, такой искренний и великодушный, что невозможно было даже презирать и его самого, и его вопиюще вторичный перфоманс. В Род-Айлендской школе дизайна он специализировался на кинетической анимации. Его курсовой работой на втором году обучения были четыре кабаньи головы, проигрывающие аудиодорожку к фильму «Роу против Уэйда» [3], причем воспроизведение включалось, только когда мимо проходила женщина. В качестве дипломной работы он взял пачку фотографий времен Второй мировой войны, оставшихся ему от деда-немца, нарезал их на полосы, склеил, накрутил на аудиокассету вместо пленки и проиграл на магнитофоне. Звук у фотографий был жуткий – пронзительный скрип, от которого кровь стыла в жилах. За это произведение он выиграл грант и поехал в Осаку изучать робототехнику и инженерное искусство. А теперь вот решил заняться перфомансами. Если прежде я не особенно стеснялся своей выставки всем понятных картин, то теперь со всей остротой ощутил себя продажной скотиной.

Когда я наконец добрался до галереи, Жюльен сидел там comme d’habitude [4]– с приклеенным к уху телефоном за столом с кучей картонных стаканчиков из-под эспрессо. Я перебросил ему бумажный пакетик с круассаном из булочной и стал ждать, когда он закончит разговор.

– Tout à fait, tout à fait [5]. – Он кивнул мне и поднял большие пальцы, благодаря за круассан. – Да, вы правы, желтого там много. А окна у вас хорошие? В естественном освещении он будет уходить больше в шалфейный.