Мэри Карр - Клуб лжецов. Только обман поможет понять правду

Эта деталь жизни в больнице, а именно неторопливое передвигание фишек, помогло мне прекрасно представить, что такое больница. Совершенно неожиданно я почувствовала ярость, которую долго скрывала. Я сказала отцу, что мне не хочется, чтобы мать возвращалась домой, если она начнет сходить с ума от того, что мы не прибрались в комнате.

И тут отец сделал то, что, на мой взгляд, помогло мне понять, какой у него характер. Он круто повернул руль, съехал с дороги на обочину из гравия и резко ударил по тормозам. Он сказал, что если я буду продолжать говорить так о собственной матери, то он отлупит меня по лицу. Я вся покраснела от того, что это может произойти, но ничего не возразила. Потом отец включил первую скорость, и мы поехали.

В конечном счете отец отвез нас в больницу, которая была расположена в низком кирпичном здании посреди пустого поля, где от прямого солнца не было ни травинки тени. Мы не зашли внутрь здания, а стояли снаружи. Когда мы подошли к окну, мама уже стояла у стекла, закрытого москитной сеткой. На матери был халат с ярким тропическим узором. Отец поднял меня за талию, чтобы мне было лучше видно и я могла быть на уровне матери. Даже так я все равно носом доставала только до подоконника. Мать приложила ладонь к сетке. Ее рука была очень белой, и я приложила ладонь с другой стороны, стараясь охватить как можно больше площади маминой руки. Москитная сетка немного согнулась, и наши ладони соприкоснулись. Ее лицо было в тени, и я его плохо видела. Мама плакала и говорила, что ей нас не хватает. Она вытирала лицо салфетками «Клинекс» и хлюпала носом.

Потом я сказала фразу, после которой Лиша моментально ущипнула бы меня за коленку.

– Мне очень жаль, что тебя заперли, – сказала я, и мать рассмеялась.

– Блин, дорогая, – ответила мать, – ты тоже заперта, только в доме побольше.

Как только она произнесла эти слова, из угла комнаты раздался дружный смех, от которого у меня мурашки побежали по коже. Я всмотрелась в сторону, откуда доносился этот звук, и смутно различила группу женщин в синих халатах, сидящих за круглым столом в низко висящем огромном облаке сигаретного дыма. Я поняла, что это другие сумасшедшие. Но это меня нисколько не испугало, я лишь только расстроилась из-за того, что они весь день проводят с матерью. Они вместе едят, играют в карты, а меня тут держали под окном и я ее очень плохо видела. Отец спустил меня на землю, и я сказала: «Я тебя люблю» – и шмыгнула носом. Мама тоже сказала, что любит меня, и постепенно исчезла из виду.

Лиша была выше меня, поэтому больше увидела, когда отец ее поднял. Он скрепил пальцы на обеих руках и подсадил ее так, что она поднялась на всю высоту окна. Потом мама с Лишей начали секретничать и говорить шепотом. Мне пришлось приподняться на цыпочках и заглядывать в комнату, как бандиту. Лицо сестры было прямо напротив маминого. Я не услышала ни слова из того, о чем они говорили. У них от меня всегда были секреты. В те дни, когда Лиша делала матери мартини и меняла пластинки, когда я заходила к ним в комнату, они замолкали. Кроме этого у Лиши была ужасная привычка отгонять меня рукой, когда они так секретничали, будто я назойливая муха, от которой надо избавиться. У Лиши с мамой был свой невидимый канал коммуникации и понимания, в то время как меня с папой оттеснили в наш отдельный угол скучного бытия, к которому мама не хотела иметь никакого отношения.

Как бы там ни было, в тот день в больнице, когда за матерью появилась одетая в белое медсестра и стала говорить, что пора прощаться, Лиша наклонилась для прощального поцелуя. Она прижалась губами к мелкой сетке. Мне так и хотелось шлепнуть ее по попе в обрезанных «Ливайз», когда я увидела, что ее губы соприкасаются с губами матери.

Когда отец отъезжал от здания, мать в своем тропическом одеянии появилась в другом окне. Она положила ладонь на сетку. Это был единственный раз за месяц, когда мы видели мать.

В ту ночь я впервые за несколько недель нормально заснула. И в ту ночь мне приснился странный сон, который словно проецировался в 3D-изображении на экране моего мозга. В этом сне отец рубил на части какое-то большое мертвое животное на деревянном кухонном столе. Я шла в его сторону через гостиную и наблюдала за ним через неправильной формы окошко между двумя комнатами. Майка отца была забрызгана кровью. Вены на руках вздулись от тяжелой работы. В какой-то момент сна он высоко поднял топор мясника и сильно рубанул. Я услышала, как тесак прорубает через кость и достает до дерева стола. Отец заметил меня и сказал, что занят. «Иди в кровать, дорогая» – так он выразился. У него в руках была часть туши животного, затем резко изменился свет, и я увидела, что отец держит обрубленную по локоть человеческую руку. На конце этой руки была ладонь матери, и на пальце сверкало бабушкино кольцо. Запястье было повернуто так, что ладонь торчала и застыла в положении, словно говоря «Стоп». Я проснулась вся в поту, в промокшей майке и с ручейками пота на лице.

Я подумала о том, что расстояние и наклон ладони во сне точно совпадали с воспоминанием о маминой руке в больнице. Но как оказалось, это была не единственная рука, которую я запомнила из того периода жизни. Еще была рука жены Багзи Хуареза. Когда она однажды утром пришла нам с заднего хода, вся ее рука была в муке. Она положила ладонь на наш мокрый стол и сказала отцу:

– Быстрее, пожалуйста, Багз застрелился.

Выстрел прогремел, когда она делала бисквитное тесто. Она сказала, что он обо всем подумал и застелил пол гаража брезентом, которым они накрывали мебель на улице. Чтобы не осталось грязи, заботливо и предусмотрительно все учел. У нее на лице была полуулыбка, если я правильно помню. Отец ей ничего не ответил, потому что набирал номер шерифа. Точно помню, что отпечаток ладони миссис Хуарез оставался на столе в течение всего дня, словно фотография привидения. Каждый раз, когда я смотрела на этот отпечаток, я вспоминала мать. Так продолжалось до ужина, пока Лиша его не вытерла.

Мы оказались в Колорадо совершенно случайно. Пересекали границу штата по пути в Сиэтл на Всемирную выставку [40] Всемирная выставка (англ. World’s fair ) или Экспо или Expo – международная выставка, которая является символом индустриализации и открытой площадкой для демонстрации технических и технологических достижений. – Примеч. пер. , как вдруг мать, которая до этого тупо смотрела в окно «Импалы», закричала отцу, чтобы он остановился. Машина резко затормозила и со скрипом встала.

Я думала, что маму укачало. Их обоих в ту поездку сильно укачивало, потому что у них был «грипп Смирноффа». Мы остановились на обочине. Дорога уходила под уклоном в долину, поросшую цветами, вдалеке виднелась гора Пайкс Пик, которая мне, выросшей в болоте, казалась совершенно фантастической.