Жозе Сарамаго - История осады Лиссабона

Сообщает История Осады Лиссабона – та, другая История, – что крестоносцы были немало смущены известием, что король португальский направляется к ним, дабы перечислить выгоды и льготы, с помощью коих желает привлечь к делу испытанных воинов, устремивших помыслы свои на освобождение Святой земли. И еще сообщает История, черпая из предусмотрительного Осбернова источника, поскольку почти весь личный состав, богатый и бедный, именно так, ясно и недвусмысленно, на него ссылается, так вот, сообщает История, что при известии о приближении Афонсо Энрикеса все с ликованием устремились ему навстречу, хотя лучше бы им оставаться на месте в ожидании, не более того, но так уж ведется неизменно и в остальной Европе, что когда приближается король, все порываются сократить ему путь и встречают рукоплесканиями и приветственными кликами. Такое услужливо представленное объяснение приятнейшим образом щекотало бы наше национальное самолюбие, если бы, по счастью, в простодушии своем мы не задумались над тем, что европейцы тех времен – как, впрочем, и этих тоже – едва ли понеслись бы сломя голову – и ее же склонив почтительно – навстречу королю португальскому, и ему, столь недавно воссевшему на троне, не тронуть потаенных душевных струн их, когда приближается он верхом и со свитой таких же, как он, галисийцев, причем они, будь то дворяне или клирики, люди одинаково дюжие и неотесанные. Тем не менее помнить надлежит, что королевская власть в ту пору все же уважалась и почиталась в достаточной степени, чтобы вывести людей на дорогу и заставить их говорить друг другу: Давай-ка глянем на короля, пойдем глянем на короля, а король-то – вот этот обросший бородой, с пропотелым телом человек в грязных латах, и под седлом у него и у его свиты не кровные скакуны, а лошаки какие-то, косматые и беспородные, предназначенные не для фокусов высшей школы, а для смерти в бою, и вот, несмотря на то, что все так убого и неприглядно, народ не желает упустить возможность поглазеть, потому что все же не каждый день короля увидишь.

Итак, король Афонсо Энрикес приближался, и верхушка крестоносного воинства, о которой при всей неполноте источников даны уже были исчерпывающие сведения, встречала его, выстроившись в шеренгу с частью своих латников, а прочие стояли нестройной толпой и ожидали, покуда господа определят их судьбу – да и свою собственную тоже. Короля сопровождали архиепископ Браги дон Жоан Пекулиар, епископ Порто дон Педро Питоэнс, достославные переводчики с латыни, а также еще сколько-то людей, способных составить достойную монаршью свиту, и среди них Фернан Мендес, Фернан Кативо, Гонсало Родригес, Мартин Мониз, Пало Делгадо, Перо Виегас, также называемый Перо Паж, Госелино де Соуза и еще другой Госелино, но Сотеро или Соэйро, Мендо Афонсо де Рейфойос, Мусио де Ламего, Педро Пелажио или Паис да Майа, Жоан Раиньо или Ранья и еще некоторые, не упомянутые, но присутствовавшие. Стороны приступили к переговорам, и после того, как крестоносцы были представлены королю, на что ушло сколько-то времени, поскольку, кроме имени и фамилии, назывались и сеньории, епископ Порто объявил, что его величество намерен держать речь, а сам он исполнит роль точного и верного переводчика, в чем и приносит клятву по законам божеским и человеческим. Меж тем все верховые спешились, король же поднялся на камень, чтобы следить за происходящим с возвышения, и оттуда, кстати, открылся ему поверх крестоносных голов волшебный вид на эстуарий по всей его длине, на огороды и сады, заброшенные после того, как португальцы в два предшествующих дня дочиста разорили их и нанесли плодам земли урон невосполнимый. На высоте стоял замок, и на крепостных стенах виднелись крошечные фигурки, а вниз уходила стена с воротами Алфофы и Ферро, затворенными и запертыми на все засовы, и слышался из-за них беспокойный гул голосов – это мавры, покуда еще находившиеся в безопасности, обсуждали, что же из всего этого выйдет, а дальше виднелась река, заполненная кораблями, и некое скопление на пограничном холме, где реяли на ветру штандарты и значки, прекрасное было зрелище, и кое-где горели костры, неведомо зачем, поскольку и день был теплый, и время готовить еду еще не приспело, а муэдзин выслушал объяснения племянника и принялся опасаться худшего, каковое выражение означает, что нынешнее зло еще более или менее переносимо. Тогда король, возвысив свой звучный голос, произнес: К нам сюда, хоть мы и проживаем в самой заднице мира, доходили самые лестные отзывы о вас, и наслышаны мы, что люди вы сильные и в высшей степени искусно владеете оружием, и мы не сомневаемся, что так оно и есть, достаточно лишь взглянуть на могучее сложение, коим можете вы по праву гордиться, а о высокой одаренности вашей в военном деле можно судить по своду подвигов ваших, свершенных как в мирских делах, так и на стезе веры. И невзирая на многие трудности нашего бытия, проистекающие как от скудости здешней неблагодатной земли, так и от разного рода беспечностей, столь губительных для португальского характера, пребывающего еще в поре становления, то есть в пору не вошедшего, мы стараемся изо всех сил, пусть не всё и не всегда у нас получается, особенно если учесть, какое злосчастье свалилось на нас в лице этих мавров, людей небогатых по сравнению с их соплеменниками из Гранады и Кордовы, и потому лучше бы их выкинуть отсюда раз и навсегда, но вот тут-то как раз и возникает некая загвоздочка, иными словами, проблема, которую я и хотел бы повергнуть на ваше рассмотрение, а состоит она в следующем: Попросту говоря, нам больше всего подошла бы помощь безвозмездная, то есть вы побудете здесь какое-то время, окажете содействие и себя покажете, после чего удовольствуетесь неким символическим вознаграждением и проследуете себе дальше на Святую землю, а уж там за бранные труды ваши получите сторицей, как в отношении материальных, с позволения сказать, благ, благо турки ни в какое сравнение не идут со здешними маврами, так и в смысле сокровищ духовных, в тех краях осыпающих верующего христианина, едва лишь ступит на эту землю, к твоему сведению, дон Педро Питоэнс, я достаточно сведущ в латыни, чтобы понимать, как ты меня переводишь, а вас, господа крестоносцы, хочу успокоить, ибо о символическом вознаграждении я упомянул так, к слову, а хотел я сказать, что во обеспечение грядущего процветания нашей нации нам бы, конечно, хотелось оставить за собой все богатства этого города, ничего уж такого особенного, кстати, собой не представляющие, но ведь недаром говорится – или еще будет говориться – свой своему поневоле брат и бедняк бедняка поймет наверняка, а люди зря не скажут, ну так вот, вы определите, сколько вам причитается за бранные ваши труды, а мы здесь посовещаемся и решим, устраивает ли нас такая цена, и хотя истина требует, чтобы я говорил только за себя, есть у меня основания полагать, что даже если не придем к соглашению с вами, мы и сами сумеем одолеть мавров и взять город, подобно тому как три месяца назад с горстью людей и с помощью осадных лестниц мы овладели Сантареном и, ворвавшись в город, истребили всех его жителей без различия пола и возраста, равно как не разбирая, были они вооружены или нет, так что уцелели те лишь, кто успел убежать, а таких было мало, и отсюда следует со всей очевидностью, что если мы это сделали, то и Лиссабон возьмем, и я говорю вам так не потому, что пренебрегаю вашим содействием, но ради того, чтобы вы не считали, будто у нас совсем уж недостанет сил и мужества, и это я еще не назвал иные, наивесомейшие резоны считать, что справимся сами, ибо мы, португальцы, рассчитываем на помощь Господа нашего Иисуса Христа, замолчи, Афонсо.