Оксана Барковская - Событие

«Так, не халтурим, не халтурим! Ручки держим повыше, и только попробуйте улыбнуться! Оксана, прижмись поближе к гробу! Чего ты от него шарахаешься! Никто тебя не укусит оттуда…»

Престарелая пионервожатая школы Зоя Мироновна явно испытывала удовольствие от происходящего: наконец-то в ее скучной школьно-пионерской жизни произошло Событие. Событие, которым можно было не только похвастаться перед подружками, но и отчитаться в горкоме комсомола. Во вверенную ей школу привезли цинковый гроб с недавним учеником-разгильдяем Сашкой Бойко, героически погибшим при выполнении своего интернационального долга в дружественном Афганистане. Двоечника и второгодника Сашку практически сразу после выпускного вечера и бойкого крымского лета отправили служить в армию, где он и попал сначала в учебку жаркой Кушки, потом военным бортом был отправлен в Кандагар и в первом же бою с душманами отдал свою неоперившуюся жизнь за чужую родину. Шел 1982 год.

Чтобы обставить Событие в самом лучшем виде, Зоя Мироновна решила превратить прощание с Сашкой в самое настоящее театральное действо. Молодые бойцы с автоматами Калашникова по обе стороны гроба, два пионера, непременно красивая девочка и умный мальчик, вскинув ручки в салюте, стоят перед бойцами, а группа напуганных девочек, занимающихся в танцевальном школьном кружке, в белых платьицах и с белыми лентами, изображая голубок, время от времени порхают перед гробом. «Пам-парам-па-па-рам, пам-парам-па – парам», – выбивают музыканты траурный марш Шопена, мать Сашки рыдает рядом в отчаянии, мимо в почтенном молчании проходят ученики школы и учителя, чьи зады еще помнят Сашкины кнопки, подложенные им на стулья, и все утирают платочками слезы.

Когда все было отрежиссировано и отрепетировано, Зое Мироновне пришла в голову интересная мысль. Она решила, что пионер и пионерка, стоящие возле гроба, непременно должны быть каким-то образом причастными к данному Событию. И если раньше, по задумке пионервожатой, стоять у гроба должны были два круглых отличника, то сейчас она стала разыскивать пионеров с «правильной биографией». А правильность биографии пионеров заключалась в том, чтобы кто-то из их родственников, папа или старший брат, в данный момент воевал в Афганистане. Чтобы дети не просто стояли, силой воли удерживая руку в пионерском салюте, а стояли и думали о том, что участь Сашки может постигнуть и их родных, чтобы детские лица выражали не только торжественность и гордость за оказанное доверие, но и трагизм, и осознанный ужас происходящего.

Директор школы одобрила идею лучшей пионервожатой района, и дело оставалось за малым – найти подходящих пионеров.

Мальчик – пионер, пятиклассник Серега Шульгин, чей старший брат служил сержантом где-то под Кабулом, нашелся легко. Вся средняя школа знала об этом героическом брате, поскольку письма и фотки от брата Серега исправно приносил в школу и на переменах громко читал их в рекреации, вызывая зависть пацанов и восхищенные взгляды девчонок.

Оставалось найти только подходящую пионерку, но, перебрав вместе с классными руководителями всех возможных девочек-пионерок, Зоя Мироновна никого не нашла. План ее был близок к провалу. И тут ангелом пришла на помощь учительница начальных классов Марья Дмитриевна, у которой в ее втором «Б» как раз училась подходящая девочка. Причем не просто подходящая, а Подходящая. У ее ученицы, самой младшей девочки класса, которой в октябре только стукнуло семь, «очень удачно» в Афганистане оказались в данный момент не только папа, но и мама. Ее папа – советник, уехавший на эту войну надолго, а мама, как его жена, должна была находиться рядом с мужем. Девочка жила с бабушкой и тетей, уговорить их, чтобы ребенок постоял рядом с цинковым гробом, не составило особого труда. И то, что девочке – второкласснице, октябренку, до пионерского возраста еще расти и расти, и то, что она доставала здоровенному пятикласснику Шульгину лишь до пояса, и то, что она больше всего на свете боялась мертвецов, никого не волновало…

В огромном школьном вестибюле ярко горели все лампы. Посреди зала, на длинном столе, затянутом красным сукном с черной каемочкой, поставили цинковый гроб с небольшим окошечком в том месте, где предположительно должно находиться Сашкино лицо. Нервный лейтенант, отвечавший за почетный караул, солдаты которого должны были навытяжку стоять у гроба рядового Бойко, отдавал короткие команды бестолковым подчиненным, не понимавшим, за какую такую провинность их сюда определили. Зоя Мироновна в торжественном черном кружевном платье, поверх которого кокетливо (под красные туфли) был повязан пионерский галстук, как заправский похоронный распорядитель тихим и жестким шепотом гоняла и лейтенанта, и солдатиков, и даже саму директрису школы. Сегодня был ее день. Ее Событие.

Заглянуть в гробовое окошечко хотелось нестерпимо. И было страшно до шевеления черных бантов на косичках. Еще ужасно болела правая рука, задранная над головой в салюте. А еще хотелось в туалет. Как всегда, когда очень страшно. Кроме этого, боковое зрение ловило автомат в руках солдата, стоящего за спиной Сереги Шульгина. Казалось, что сейчас автомат (он же настоящий автомат) начнет стрелять. И что тогда делать? Тогда меня убьют и тоже положат в такой же большой цинковый скворечник, и мама с папой не успеют приехать ко мне на похороны. Потому что из Афганистана «не налетаешься». Так говорила мама.

Вспомнился недавний Новый год, который мы отмечали с мамой вдвоем, потому что папа улетел в Москву «за назначением». Мама так сказала. В черно-белом телевизоре «бом-бом-бом» куранты отбили 12 раз, появилась надпись: «1980 год», и зазвонил «тр-тр-тр» телефон-вертушка, стоящий между папиными аквариумами и мамиными книгами. Мама подбежала, схватила трубку и закричала мне: «Иди скорее! Папа из Москвы звонит!»

Потом ее лицо побледнело, и она стала произносить непонятные фразы: «Летишь к Боре Комарову? Но почему? А как же Танзания? Как я могу в такой короткий срок Оксану куда-то определить? Интернат? Нет, только через мой труп».

Я тогда четко поняла, что в моей жизни закончилось что-то очень важное. Уже потом, когда я вырасту, то пойму, что в тот момент закончилось самая беззаботная пора детства и началась Другая жизнь. Еще, когда я вырасту, то узнаю, что «Борей Комаровым» называли Бабрака Кармаля, тогдашнего лидера Революционного совета Афганистана, и что меня хотели отдать в элитный интернат, где учились и жили дети родителей, отдающих свои самые разные интернациональные долги в самых разных уголках нашей Земли.

Но это все потом. А пока было просто очень страшно. Цинковый гроб обдавал ледяным холодом, мои синие тощие коленки покрылись мурашками, пионерская форма, взятая напрокат у соседки Ларисы, сидела на теле неудобным мешком, вдобавок смертельно затекла рука, задранная в торжественном салюте. Зоя Мироновна смотрела с неодобрением, ей не хватало трагизма в лице девочки. Проходя мимо нее, она злобно шипела: «Прекрати таращить на все свои глазищи, просто смотри грустно в одну точку».