Array Коллектив авторов - Здравствуйте, доктор! Записки пациентов [антология]

— Если вы больны, Фима, надо было позвонить и предупредить. Отлежались бы дома. Вон у вас красные пятна на лице и синяки под глазами. С температурой лучше не ходить, здесь все-таки родовое отделение, новорожденные, еще заболеет кто, а иммунитета у них никакого еще нет. В следующий раз возьмите больничный.

С тех пор Фима не пыталась прихорашиваться и в витрины косметических и парфюмерных магазинов не смотрела, быстро проходя мимо и краснея от того давнего конфуза.

— Фима, Сима, как тебя там! — снова завозмущался знакомый голос. — Я тебя долго буду ждать? Шевелись!

— Иду-иду, — спохватилась Фима, — бегу уже. — От усталости акушерка сама не заметила, как заснула стоя, прислонясь к древнему медицинскому шкафчику с обязательным набором бинтов, ваты, перекиси водорода и зеленки. Еще бы, работать третьи сутки подряд! А сменщица Валентина благополучно выскочила замуж и отпросилась у главврача на три дня. И кому, спрашивается, пахать трое суток без продыху? Конечно, Фиме! Ей все равно делать нечего: ни семьи, ни детей. Нет, Фима ей не завидовала. Горькое отупение ее существования не оставляло чувств для зависти. Сегодня утром она съездила домой: поменять одежду и помыться, но настроение стало еще хуже из-за промоченных ног и боли в ноге после удара сумкой.

Акушерка с трудом отодрала себя от шкафчика и, как ей показалось, бодрым шагом вышла из сестринской, так и не заметив, что за окном уже вовсю бушует гроза.

— Ну не прошло и года, — ворчливо встретил ее врач. — Иди в родовую, присмотри. Там какую-то цыганку с улицы привезли, как бы чего не сперла.

— Да вы что, Борис Филиппыч, — всплеснула руками Фима, — она же рожает?! Да и что там красть?

— Рожает не рожает, от них всего можно ждать, — зевнул врач и сказал: — Я тут вздремну, а ты, если чего, зови, только по пустякам не буди. Роды ты и сама можешь принять, — он отвернулся, махнул рукой и с разбегу нырнул в ординаторскую.

Почти сразу за дверью нервно взвизгнули продавленные пружины и раздался блаженный с богатыми переливами и обертонами храп.

Фима чуть-чуть постояла, устало потерла лицо руками и поплелась в родовую.

На койке лежала молодая миловидная цыганка. Молча, сжав губы в тонкую нить, она комкала простыню так, что пальцы побелели от напряжения. Черные волосы ее влажно разметались вокруг лица, напоминая клубок змей, а бездонные омуты глаз с поволокой затуманились болью.

— Ну что же ты, — привычно посмотрела на нее Фима, — все так рожают, а тебе небось и не впервой? Все обойдется.

Девушка внимательно взглянула на нее и что-то прошептала на своем певучем языке.

— Не понимаю я тебя, — вздохнула акушерка и развела руками.

Тогда цыганка, с трудом оторвав скрюченные пальцы от простыни, жестом показала ей, будто пишет.

— Хорошо, милая, хорошо, — успокаивающе произнесла Фима и добавила: — Сейчас принесу, — для наглядности кивнув головой.

Девушка закрыла глаза и облегченно вздохнула. Через несколько минут акушерка принесла карандаш и клочок бумаги. Цыганка с трудом накарябала цифры и умоляюще посмотрела на Фиму. Та смутилась.

— Ну как я позвоню-то? А кого спросить? Да и тебя-то как зовут, девушка? — почему-то шепотом спрашивала акушерка.

Девушка с трудом ткнула себе пальцем в грудь:

— Зарина, — потом указала на записку: — Николай.

— О, так он русский, твой муж-то, ну счас позвоню, не боись, — затараторила Фима, — счас.

Набрав указанный номер, она долго слушала протяжные гудки, пока, наконец, кто-то не поднял трубку и не сказал громким и уверенным голосом прямо ей в ухо:

— Зарина?!

— Это Фима, — сбиваясь, робко произнесла Фима.

— Фима? — удивился голос. — А что вы хотели, Фима?

— Я акушерка, Зарина у нас, в девятом роддоме, я вам дам адрес и список вещей, которые нужно будет привезти. Только вас не пустят. И к тому же ночь уже. Отдадите посылку через специальное окно завтра, и наклейте сверху на пакет ее имя и фамилию, — проговорила Фима.

— Хорошо, Фима, диктуйте, — согласился голос, — только учтите, меня пустят, я соберу вещи и приеду. А скажите… нет, ничего.

Записав адрес, он повесил трубку. Фима поспешила в родовую. Войдя, она увидела неподвижное посиневшее лицо цыганки и ее вытянувшееся в последней судороге тело. Ахнув, акушерка бросилась бежать обратно по коридору, истошно взывая:

— Борис Филиппыч, миленький, скорее реанимацию, врачей, она умерла! — Уткнувшись в запертую дверь ординаторской, она начала колотить в нее руками. — Скорее, ну скорее же, скорее, что же вы!

Открыв дверь, врач, в помятом халате и в носках, бросился бежать, кинув ей на ходу: «Ботинки возьми!» Акушерка подхватила обувь и стремглав помчалась следом. Когда они вбежали к цыганке, помогать было некому. Девушка не шевелилась, ее тонкие изящные пальцы застыли в судорожной попытке дотянуться куда-то вниз, к животу, или еще ниже, к промежности.

Фима ахнула. Между ног у девушки шевелился какой-то иссиня-красный комок, весь покрытый первородной смазкой.

— Надо перерезать пуповину, — сдавленным голосом произнес врач. — Займись, Фима.

Та машинально взяла скальпель и зажим и занялась ребенком. Перерезав пуповину, она привычно обмыла, взвесила и измерила ребенка. Он закричал.

— Борис Филиппыч, что же теперь? — обернулась она к доктору.

— Что же, что же, что же? — протяжно и растерянно продекламировал врач и посмотрел на акушерку. — Итак, милейшая Фима, — сказал он ей. — Ты понимаешь, что мы с тобой влипли? Я не заметил, что что-то не так, у нее наверняка была какая-то патология, и она умерла. Теперь у нас будут неприятности. Впрочем, скорее всего она была бродячей цыганкой и ее никто не хватится, а к нам и не особо придираться будут. Клади ребенка и помоги мне. Сейчас мы перенесем ее в родовое кресло. Скажем, что ее только что доставили, и мы просто не успели ничего сделать, а с регистратурой я договорюсь, они время переправят. Там сегодня Любаша дежурит… Вот так, — сказал он, водрузив покойницу на кресло. — Вызывай реаниматоров и запиши рождение ребенка на это время. Я в регистратуру. Все образуется. — Борис Филиппович ободряюще хлопнул Фиму по плечу и вышел.

Та очумело глядела ему вслед. Она даже не успела сказать врачу про мужа или покровителя цыганки. Кстати, надо ему позвонить — толкнуло ее что-то. Фима медленным шагом подошла к телефону.

— Реанимация? Скорее, у нас летальный исход, — проговорила она ошеломленно и повесила трубку.

Дотронувшись пальцем до телефонного диска, она отдернула руку и воровато посмотрела назад. Никого не было. Тогда Фима быстрым движением опять схватила трубку и набрала уже другой номер. Заунывные длинные гудки были ответом.

Осунувшийся Николай переминался у черного входа в роддом, не осознавая, что и ноги его, и брюки совсем промокли, и что сам он стоит в луже. Это был высокий и обычно уверенный в себе человек, что легко читалось по его резко выпяченному вперед подбородку и светлым, каким-то морозным колючим глазам. Сразу чувствовалось, что этот человек всегда принимает решения сам и хорошо разбирается в людях, с первого момента просчитывая человека насколько это возможно. Задумчиво сдувая с сигареты пепел, Николай внимательно смотрел на Фиму. Что-то знакомое виделось ему в ее лице. Потом он вспомнил.