Array Коллектив авторов - Здравствуйте, доктор! Записки пациентов [антология]

— Дайте мы вас помоем.

— Ты лучше рот себе вымой. А ко мне не прикасайся, я и так чистая.

— Так не положено! Вы чо? Я сейчас врача позову!

— Ну зови-зови. Думаешь, мне сказать ему нечего?

Девицы, пошептавшись, оставляют меня в покое, подходят к соседней кровати, начинают мыть Татьяну со сложными тазовыми переломами. Все, ушли. Во рту пересохло. Я тянусь к воде и обнаруживаю, что сил почти нет — с трудом удерживаю бутылку.

Татьяна поворачивается ко мне:

— Лен, а Лен! Что тут произошло-то?

— Да все в порядке, Таня, спи. Ничего страшного. Воду из тазика разлили.

Над Таниной головой работает вентиляция, поэтому она почти ничего из происходящего в отсеке не слышит. Зато спит хорошо.

День — скучен и длинен. Как всегда. Небольшое разнообразие вносит доставленный специально для меня мобильный рентгенаппарат. Под спину засунули огромную кассету и сделали снимок легких. Что они там ищут?

Из подслушанных фраз проявляется картина, я пытаюсь проверить страшную догадку.

— Вы предполагаете, что у меня рак? Значит, вы метастазы искали? Нашли?

— В легких чисто. Это хорошо. Ждем результатов гистологии.

— Когда же придут результаты?

— Не скоро, дней через десять. Вы не волнуйтесь, меньше думайте об этом. А сегодня переведем вас в отделение.

Врач погладил меня по руке и ушел.

Я устремила взгляд сквозь потолок, туда, где, по моему мнению, во облацех воздушных находился Вседержитель.

«Не боюсь, — мысленно сказала я Ему. — Не боюсь! Если ни один волос с головы человека не падает без Твоей воли, значит, мой диагноз — Твоя воля. А раз воля — Твоя, то Ты и вытащишь меня как-нибудь из этой истории! Не боюсь! Ха. Ха. Ха».

В палате шесть кроватей, занято три, четвертый пациент — я.

Около моей соседки хлопочет сиделка Наташа — то арбуз порежет, то чаю нальет, то яичко почистит.

— Накрыть вас еще одним одеялом? Здесь так дует, — обращается она ко мне.

— Накройте, пожалуйста.

— А поесть хотите?

— Нет, спасибо. Вы можете дать мобильный? Мне нужно позвонить.

Наташа дает телефон.

Через несколько часов прибывает семья с узлами и вкусными вещами. Дочь отводит меня в туалет. Идти недалеко, но за эти два шага я едва не теряю сознание. Опершись на раковину, долго рассматриваю себя в большом зеркале. Кривой глаз уже встал на место и смотрит прямо. Как у нормальной. Отеки почти спали, синяки расползаются зеленеющими разводами. Красотка, что и говорить.

Раскладываю вещи и общаюсь с родными, конечно, с удовольствием, но картинка перед глазами все чаще плывет и качается. Интересно посчитать, сколько ночей я не спала. Четыре? Пять?

Смотрю в окно, на подоконник, на связку ключей от машины мужа. Они ползут. Ползут по подоконнику вдоль стекла. Ключи, то есть. Ползут, как живые. Догадываюсь, что начинаются видения.

Хватит, хватит, хорошего понемножку. Идите уже по домам. Ну да, ну да. Сладкого, водички, сырокопченой колбасы. Я еще придумаю, чего мне хочется, и позвоню. А где зарядка от мобильного? А, вот она. Всех целую и люблю. Приходите завтра.

Жизнь в отделении течет размеренно и скучно. В ожидании приговора я пытаюсь избежать возможной депрессии при помощи ноутбука и дисков с сериалом «Секс в большом городе», выторговав у врачей два часа просмотра в день.

И очень часто думаю про Сергея Алексеевича — как он там… в своей реанимации. Помнит ли меня? Отдыхает или продолжает спасать чьи-то жизни? Вытаскивает, отвоевывает у смерти. Мне кажется, это равноценно рождению ребенка. И конвейер не кончается, ждут, ждут застывшие на лезвии бритвы, балансирующие между жизнью и смертью, а ему просто некогда задумываться о том, что было неделю назад.

У противоположной стенки ждут своей участи две пациентки, Ира-майор и Нина-дачница.

Ира — не военный майор, не настоящий. Однако матерится как настоящий. Она работает в миграционной службе, майор — это не звание, а должность Иры. Я слушаю ее тирады без особого раздражения — человек употребляет крепкие выражения не от скудости словарного запаса, а от избытка. Ира ждет ангиографии сосудов мозга. Заболела она на отдыхе в Египте — после пляжа бабахнуло в голове, «упал, очнулся» — скорая, самолет, скорая, больница. До обследования ей запретили вставать, но Ира, ругаясь, встает. Она не может ходить в туалет на судно.

— Все, в жопу египты! — бурчит она. — Теперь отдых только на даче!

У меня там красиво, цветов много. Две розы у крыльца… Какие? Да хрен их знает! Розовые, невысокие. Что еще? Елки. А, вспомнила! Флоксы растут! Целая клумба флоксов! Вот, правда, они хиреть что-то стали. Пересаживать, что ли, пора…

— Конечно, пора! — вступает в разговор Нина. — И я сейчас расскажу тебе, как это лучше сделать.

Нине-дачнице достаточно лет, чтобы зваться Ниной Владимировной, однако она настаивает на «просто» Нине. Дачница простояла в характерной дачной позе вниз головой несколько часов, высаживая тюльпаны, а затем решила погреться в баньке. Тут ей и стало плохо.

Сейчас Нину обследуют и готовят к операции. А пока ее навещают родственники и подружки. Вот и сейчас одна из них пришла в гости, сидит рядом с кроватью и рассказывает что-то смешное.

«Ишь, веселится, — пророчески думаю я. — Зачем же так громко? Как бы не насмеять гадости какой…» После операции меня жутко раздражают резкие звуки. Нина хохочет, и вдруг у нее начинаются судороги. Живот ходит ходуном, кровать трясется. Смех переходит в повизгивание, потом в подвывание. Подружка по инерции досмеивается, а у меня от испуга прорезается голос:

— Ну что же вы сидите! Вы это… — Я забываю слова, которые хотела сказать. — Зовите медсестру и врача.

У нас, конечно, есть кнопка вызова, но этот вызов орет как пожарная тревога, а все кругом нервные, поэтому мы предпочитаем сходить и позвать.

Ира-майор от неожиданности крепко выражается.

Палата наполняется людьми в белых халатах. Нине измеряют давление, делают укол, судороги прекращаются.

Подружка таращит испуганные глаза. «Эх ты, хохотушка. Думала, тут санаторий?»

— Нина, так я пойду?

Дачница так напугана, что не отвечает. Подружка тихо уходит.

Палатный врач Андрей Семенович пытается выяснить, как начался приступ.

— Может, заболело что? Голова кружилась? Сознание теряли?

Нина в ступоре после приступа, соображает с трудом.

— Да не знаю… Да само как-то… Смеялась вот, смеялась, а оно и началось. Само как-то… Все слышала, что говорили, все слышала. И как Лена закричала. И как Ира. Вот само и началось, не знаю как.

— Ну вы больше так не веселитесь, ладно? Осторожней надо.

— Ладно, доктор, ладно. Не буду.