Кадзуо Исигуро - КОГДА МЫ БЫЛИ СИРОТАМИ

Как я уже сказал, впечатление это наверняка неадекватно, но именно таким этот вечер остался в моей памяти. Помню, как я стоял, скованный неловкостью, постоянно потягивая из стакана, который держал в руке, пока Осборн по-дружески болтал с тем или иным приглашенным, причем каждому из них было по крайней мере лет на тридцать больше, чем нам. Раз-другой я попытался вступить в беседу, но голос мой звучал предательски высоко, почти по-детски, да и большинство разговоров касалось людей и предметов, о которых я не имел ни малейшего представления.

Спустя какое-то время я рассердился — на себя, на Осборна, на все происходившее вокруг. Я почувствовал себя вправе презирать этих людей, потому что по большей части они были алчными и корыстными, лишенными какого бы то ни было идеализма и чувства общественного долга. Охваченный гневом, я нашел наконец в себе силы отойти от Осборна и, пробившись сквозь мрак, переместиться в другой конец зала.

Я очутился в углу, тускло освещенном настенным бра. Здесь толпа была не такой густой, и я заметил седовласого мужчину лет, наверное, семидесяти, который курил, стоя спиной к залу. Я не сразу сообразил, что он смотрит в зеркало, и мужчина успел заметить, как я наблюдаю за ним. Я был готов ретироваться, когда он, не оборачиваясь, спросил:

— Веселитесь?

— О да, — ответил я, усмехнувшись. — Благодарю вас. Да, это великолепная возможность повеселиться.

— Но чувствуете себя чуть-чуть потерянным, ведь так?

Поколебавшись, я снова усмехнулся:

— Ну, пожалуй, немного. Да, сэр.

Седовласый джентльмен повернулся и, внимательно осмотрев меня, сказал:

— Хотите, я расскажу вам, кто здесь кто? А потом, если окажется, что с кем-то из этих людей вам захочется поговорить, я вас представлю. Ну, что вы думаете?

— Это было бы очень любезно с вашей стороны. В самом деле очень любезно.

— Отлично.

Он подошел поближе и окинул взглядом часть зала, просматривавшуюся оттуда, где мы находились. Потом наклонился ко мне и стал указывать на попадавших в поле зрения гостей. Даже если имя было известным, он не забывал добавить несколько пояснительных слов — «финансист», «композитор» и так далее. О карьере менее популярных лиц говорил подробнее и сообщал, чем они знамениты. Кажется он как раз рассказывал мне о священнике, стоявшем неподалеку, когда, внезапно прервав фразу, заметил:

— Ага! Вы, кажется, отвлеклись.

— Мне очень неловко…

— Ничего неловкого здесь нет. Это совершенно естественно для такого молодого человека, как вы.

— Уверяю вас, сэр…

— Не надо извиняться. — Он хохотнул и подтолкнул меня в бок. — Находите ее привлекательной, а?

Я не знал, как ответить, бессмысленно было отрицать, что мое внимание действительно привлекла стоявшая в нескольких ярдах слева молодая женщина, беседовавшая с двумя мужчинами средних лет. Но когда я заметил ее, она вовсе не показалась мне хорошенькой. Вероятно даже, что по каким-то неуловимым признакам я при первом взгляде на нее угадал качества, которые, как оказалось впоследствии, действительно были ей присущи. Я увидел маленькую, эльфоподобную молодую женщину с темными волосами до плеч. Даже притом что в данный момент она явно старалась очаровать мужчин, с которыми разговаривала, было в ее улыбке нечто, способное в любой момент обернуться насмешкой. Слегка сведенные, как у хищной птицы, плечи придавали ей вид человека, склонного к интригам. Но более всего привлекало внимание выражение глаз — в них сквозила какая-то ожесточенность, нечто немилосердно решительное, — именно это, как я теперь понимаю, и заворожило меня в тот вечер.

Мы оба продолжали еще смотреть на нее, когда она обратила взгляд в нашу сторону и, узнав моего собеседника, одарила его мимолетной холодной улыбкой. Седовласый мужчина приветственно помахал рукой и почтительно кивнул.

— Очаровательная молодая дама, — пробормотал он, отводя меня в сторону. — Но такому парню, как вы, не стоит терять времени, пытаясь завоевать ее благосклонность. Я вовсе не хочу вас обидеть, вы кажетесь очень порядочным юношей, но видите ли, это мисс Хеммингз. Мисс Сара Хеммингз.

Имя ничего не говорило мне. Но если прежде мой покровитель с готовностью сообщал детали биографий тех, на кого указывал, то теперь лишь произнес имя женщины, поскольку, видимо, был уверен, что оно мне знакомо. Мне ничего не оставалось, кроме как, кивнув, сказать:

— Да, конечно. Значит, это и есть мисс Хеммингз?

Джентльмен остановился и обозрел зал с новой позиции.

— Так, дайте подумать. Полагаю, вы ищете кого-нибудь, кто мог бы подставить вам плечо в этой жизни. Правильно? Не беспокойтесь. В молодости я сам играл в эту игру. Итак, давайте посмотрим. Кого мы здесь имеем? — Повернувшись ко мне, он вдруг попросил: — Напомните-ка, кем, вы говорили, собираетесь стать?

Разумеется, к тому моменту я еще не сказал ему ничего подобного. Но после недолгих колебаний просто ответил:

— Сыщиком, сэр.

Сыщиком? Гм-м… — Он продолжал обводить взглядом зал. — Вы имеете в виду… полицейским?

— Скорее, частным консультантом.

Он кивнул:

— Естественно, естественно. — Он задумчиво затянулся сигарой, потом спросил: — А музеями, случайно, не интересуетесь? Вон там стоит парень, я с ним знаком много лет. Музеи, черепа, реликты и так далее. Не интересует? Нет, вижу, что нет. — Мой собеседник некоторое время продолжал осматривать зал, иногда вытягивая шею, чтобы никого не пропустить, и наконец произнес: — Конечно, множество молодых людей мечтают работать детективами. Должен признаться, я и сам когда-то об этом грезил. В ваши годы юноши бывают такими идеалистами! Мечтают стать самыми прославленными детективами своего времени, разом искоренить все зло мира. Похвально. Но в реальности, мой мальчик, позвольте заметить, неплохо иметь несколько запасных струн для вашего лука. Потому что через год-другой — я вовсе не хотел бы вас обидеть, — но очень скоро вы начнете воспринимать окружающее по-иному. Вас не интересует мебель? Спрашиваю потому, что вон там стоит не кто иной, как Хэмиш Робертсон.

— При всем моем уважении, сэр, мечта, в которой я только что вам признался, едва ли является для меня юношеским капризом. Это призвание, которому я готов посвятить всю жизнь.

— Всю жизнь? Но сколько вам лет: двадцать один, двадцать два? Впрочем, не стану вас обескураживать. В конце концов, если молодые люди не будут стремиться к благородной цели, то кто же тогда? И вы, мой мальчик, несомненно, уверены, что нынешний мир куда более порочен, чем был тридцать лет назад, не правда ли? Цивилизация на грани гибели?

— Должен признаться, сэр, — не без вызова ответил я, — что действительно так думаю.

— Помню, и я так думал. — Его сарказм внезапно сменился искренней добротой, и мне даже показалось, что в глазах у него заблестели слезы. — В чем же дело, как вы считаете? Неужели мир действительно все глубже погрязает в пороках? Неужели Homo sapiens и впрямь вырождается как вид?