Кадзуо Исигуро - КОГДА МЫ БЫЛИ СИРОТАМИ

Я сидел, наклонившись к дяде Филипу в свете настольной лампы, и меня одолевало странное ощущение, будто тьма за моей спиной разрастается все больше и больше, превращаясь в огромную черную дыру. Он сделал паузу, чтобы тыльной стороной запястья вытереть пот со лба, потом снова вперил в меня взгляд и продолжил:

— В тот же день, позже, я поехал к Ван Гуну в «Метрополь». Я делал все от меня зависящее, чтобы предотвратить катастрофу, которую предчувствовал. Но все оказалось бесполезно. Во время той встречи он сказал мне, что не сердится на твою мать, а, напротив, находит ее дух — именно так он выразился, «ее дух» — в высшей степени привлекательным. И именно поэтому желает увезти ее с собой в Хунань в качестве наложницы. Этот негодяй рассчитывал «приручить» твою мать, как дикую кобылицу. Теперь-то ты знаешь, Вьюрок, какой была тогда ситуация в Шанхае, в Китае вообще, и понимаешь: если такой человек, как Ван Гун, решал что-то сделать, мало что могло его остановить. Ты должен отдавать себе в этом отчет. Не имело смысла обращаться в полицию или куда бы то ни было еще с просьбой защитить твою мать. Это могло лишь немного отсрочить развязку, и только. Никто не мог спасти ее от такого человека. Однако, понимаешь, Вьюрок, больше всего меня страшила твоя судьба. Я не знал, что он собирается сделать с тобой, и об этом пекся прежде всего. В конце концов мы пришли к соглашению: я устрою так, чтобы твоя мать осталась в доме одна, без охраны, но за это мне позволят вывести тебя из игры. Это все, чего я хотел. Мне было важно, чтобы китаец не забрал и тебя. Уберечь твою мать было невозможно, за тебя же еще стоило поторговаться. И я это сделал.

Повисла долгая пауза. Потом я спросил:

— Нужно ли понимать, что по достижении такого соглашения Ван Гун продолжил сотрудничество с вами?

— Не будь циничным, Вьюрок.

— Но он продолжил?

— Да, не могу отрицать. Он довольствовался тем, что увезет твою мать, и сделал то, чего мы от него хотели. И рискну заметить, его участие в деле стало весьма существенным фактором, повлиявшим на то, что компании в конце концов приняли решение прекратить торговлю.

— Значит, моей матерью пожертвовали во имя более высокой цели?

— Послушай, Вьюрок, у нас не было выбора. Ты должен это понять.

— Вы когда-нибудь еще виделись с моей матерью? После того как ее увез этот человек?

Он поколебался, но в конце концов все же ответил:

— Да. Признаюсь, видел. Семь лет спустя. Я проезжал через Хунань, и Ван Гун пригласил меня к себе. Там, в его крепости… да, я видел твою мать единственный раз.

Теперь он почти шептал. Фонограф внизу смолк, и в комнате на миг воцарилась тишина.

— И… и что с ней стало?

— Она пребывала в добром здравии. Была, разумеется, одной из наложниц. Учитывая все обстоятельства, должен сказать, твоя мать неплохо приспособилась к новой жизни.

— Как с ней обращались? Дядя Филип отвел глаза.

— Когда мы виделись с ней, она, естественно, спрашивала о тебе. Я рассказал все, что знал. Она осталась довольна. Видишь ли, до той нашей встречи она была полностью отрезана от внешнего мира и в течение семи лет слышала лишь то, что Ван считал нужным довести до ее сведения. То есть, я хочу сказать, у нее не было никакой уверенности, выполняется ли финансовая договоренность. И именно это она прежде всего хотела узнать. К счастью, я смог ее заверить, что договоренность выполняется. После семи лет мучительных сомнений твоя мать наконец обрела душевный покой. Ты не можешь себе представить, какое она испытала облегчение. «Это все, что я хотела узнать, — повторяла она. — Это все, что мне было нужно».

Он пристально посмотрел на меня, и я задал ему вопрос, которого он ждал:

— Дядя Филип, о какой финансовой договоренности идет речь?

Уставившись на свои руки и помолчав немного, он ответил:

— Если бы не ты, если бы не ее любовь к тебе, Вьюрок, уверен, твоя мать, не колеблясь ни минуты, наложила бы на себя руки, прежде чем позволила бы этому негодяю хоть пальцем прикоснуться к себе. Уж она бы нашла способ сделать это. Но нужно было думать о тебе. Поэтому в конце концов, оценив ситуацию, она тоже выставила условие: твое финансовое обеспечение в обмен на… на ее благосклонность. Все было устроено через посредника от компании, я проследил за этим. У Суайра был человек, который ни о чем не догадывался. Этот простофиля думал, что организует безопасный провоз для опиума. Ха-ха! Но и дурак он был! — Дядя Филип рассмеялся и затряс головой, потом снова помрачнел, возвращаясь к печальной теме.

— Мое обеспечение… — тихо повторил я. — Но мое наследство…

— Ах да, твоя английская тетушка! Она никогда не была богата. Твоим истинным благодетелем все эти годы оставался Ван Гун.

— Значит, все это время я жил на… я жил на… — У меня не хватило духу закончить фразу. Дядя Филип кивнул:

— Твое образование, твое место в лондонском обществе, то, что ты сумел стать тем, кем стал, — всем этим ты обязан Ван Гуну. А вернее, добровольной жертве твоей матери.

Он снова замолчал, а когда опять поднял голову, я увидел в его лице нечто новое — почти ненависть. Однако он поспешно отвернулся и отодвинулся в тень. Теперь я его почти не различал.

— Когда я в последний раз видел твою мать, там, в крепости, — сказал он, — она утратила всякий интерес к антиопиумной кампании. Она жила только ради тебя и тревожилась только за тебя. К тому времени торговлю опиумом объявили вне закона, но даже эта новость была ей безразлична. Я, конечно, огорчился, так же как и все остальные, кто отдал борьбе с этим злом многие годы жизни. Мы считали, что достигли, наконец, своей цели — опиумную торговлю запретили. Потребовался еще год или два, чтобы понять, что на самом деле значил этот запрет. Торговля просто перешла в другие руки — вот и все. Теперь ее контролировало правительство Чана. Наркоманов стало еще больше, но теперь их деньги шли на поддержание армии Чан Кайши и его власти. Вот тогда я и принял сторону красных, Вьюрок. Думаю, твоя мать пришла бы в отчаяние, узнай она, чем закончилась наша кампания, но ее это больше не интересовало. Единственное, чего она хотела, — это чтобы позаботились о тебе. Только о тебе желала она говорить. Знаешь, Вьюрок, — его голос вдруг зазвенел, угрожая сорваться, — во время нашей встречи мне показалось, что она в полном порядке. Но я расспросил о ней у домашних, у тех, кто мог меня просветить, мне хотелось узнать правду о том, как с ней обходятся на самом деле, потому что… потому что я понимал: настанет день, когда наша встреча с тобой состоится. И я узнал. О да, я узнал! Все.

— Вы нарочно мучаете меня?

— Дело было не только… не только в том, что ей пришлось уступить ему в постели. Он регулярно порол ее кнутом в присутствии гостей и называл это «укрощением белой женщины». Но и это еще не все. Ты знаешь?…