Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы

Жертвы – Гермесу, да. Бонфон, конечно, предпочел бы не богов, а богиню: светловолосую богиню, с огромной грудью, с призывно раздвинутыми ногами. Жаль, греки не удосужились сотворить богиню мошенничества и обмана. Ее признание он хотел бы заслужить.

А может, и придумали, просто об этом не рассказывали в гимназии.

Интересно, думает Бонфон, если бы его родители выжили – они бы им гордились? Кто их знает. У него самого нет детей – ни детей, ни наследников. Головы современной молодежи забиты идеями: Фрейд, Маркс и этот, как его?.. Маркузе. Или вот еще – великое искусство кино. Идеалисты.

Бонфон никогда не любил идеалистов. Отец всегда говорил: идеалисты погубят Россию. Так и получилось.

И потому – ни идей, ни детей, ни наследников. Даже жены никогда не было. Подружки – да, бывали, но и те ненадолго. Мошенничество – одинокая работа. Как священнослужение, как у монаха. Почти что целибат.

Кажется, Бонфон засыпает – и тут его будит стук в дверь.

– Войдите! – кричит он, и сердце снова тук-тук-тук о ребра.

Бонфон зажигает прикроватную лампу. На пороге – София. Блузка расстегнута почти до пупа, клешеные джинсы, туфли на высокой платформе…

– Ты – Бог, единый Вседержитель! – шепчет она, падая перед Бонфоном на колени. – Верую в Тебя!

Пакетик кокаина вываливается из выреза прямо на раскрытую мужскую ладонь.

– Боже мой, Боже, возьми меня! – кричит София. Вспышки кокаиновых оргазмов взрываются в мозгу, и между ними молниями проскальзывает единственная мысль: я трахаюсь с Богом.

God fucks me .

Бонфон судорожно занюхивает остатки кокаина прямо с бумажки – как в молодости, да, никаких кредиток и банкнот. Все получилось, черт, все получилось! Просто девка что надо, высокая, худая, сиськи большие – не то что шлюха, которую мне подкладывал Сальваторе.

Бонфон пронзает Софию насквозь, стонет и хрипит:

– Бог любит тебя, крошка! Ты чувствуешь мою любовь?

– Oh, Fucking God , – отвечает София между вспышками своих оргазмов.

Мне случалось призывать неведомых богов, чтобы облапошить идиотов, думает Бонфон. Как любой мужчина, я обманывал девушек, чтобы забраться к ним под юбку. А вот выдавать себя за Бога, чтобы трахнуть телку, – это со мной впервые.

Может, я теперь только так и могу?

Доктор, вы знаете, я импотент. У меня эрекция, только если партнерша считает меня Богом.

– Боже, ох, Боже мой, – стонет София.

– Давай, девочка моя, давай, – подбадривает Бонфон.

Теперь она сидит верхом, лампа светит ей в спину, светлые волосы развеваются, тяжелые груди подпрыгивают в его ладонях. Как он говорил на площадке? Наши сияющие тела сольются в едином экстазе с вечным светом иного мира! И вот сейчас вечный свет взрывается где-то под черепной коробкой, Бонфон успевает подумать – что же скажут боги, в которых он не верил? Зачтет ли Гермес принесенные жертвы? Удастся ли выкупить свою душу? И тут наконец видит великую Фата-Моргану, химеру, богиню вранья, богиню мошенничества и обмана. В светлом сиянии разметавшихся волос она скачет, как безумная наездница, он – ее конь, сотканный из лжи, из иллюзий, из пустоты, из сияющего света.

Божественный Стержень разряжается между ног Софии струей Божественной Мудрости. Еще, еще, стонет она. Бонфон хрипит и замирает, вцепившись в ее груди.

Плача от счастья, София гладит его по волосам, целует неподвижные губы. Еще один оргазм сотрясает ее тело, а потом она видит: Бог умер.

Сальваторе кладет букет цветов на свежий могильный холм.

– Напоследок он все-таки стал актером, – говорит Лоренцо.

– Это его и убило, – отвечает Сальваторе. – Слишком хорошо перевоплощался. Не смог вовремя остановиться.

– Да, – кивает Лоренцо, – всегда есть такое, что нельзя сыграть.

Двое мужчин молча идут по дорожке кладбища. Высокий, худой, тщедушный – и маленький, кругленький, пухлый. Прекрасная комическая пара.

– Он все-таки гениально придумал с Нортеном, – говорит Сальваторе.

– Но про кошачью голову – твоя ведь идея? А без этого ничего бы не вышло.

– Ага, – кивает Сальваторе. – Но Антонелла-то… крепкий орешек. Я думал, сбежит, а она доиграла все, что было положено по сценарию.

– Но с котом – лучшая сцена в ее карьере, – хихикает Лоренцо.

Сальваторе вздыхает:

– Я успел полюбить этого старика.

– У меня остались заготовки сценария, – говорит Лоренцо. – Можем обсудить.

– В другой раз, – отвечает Сальваторе.

Молча они выходят из ворот. Лоренцо садится за руль маленького «фиата», и через несколько минут они вливаются в сигналящий поток автомобилей.

– А знаешь, – говорит Лоренцо, – у меня есть отличная идея. Машины взбунтовались против людей и развязали войну.

– Это уже было. У Стэнли Кубрика, – отвечает Сальваторе, глядя в окно.

– Нет, по-другому. Не объявили войну, а захватили сознание людей. И используют их в качестве… живых батареек! И, чтобы вырабатывать энергию, люди должны совокупляться! Ты представляешь? Они лежат в таких кроватях, попарно, и трахаются друг с другом. Им кажется, что они живут полной, насыщенной жизнью. А на самом деле это сон, который навевает им машина!

– Глупости, – говорит Сальваторе. – Если они трахаются, у них и так все хорошо. Можно им никаких снов не навевать. Пусть просто трахаются. И получим порнофильм средней руки.

– Тогда наоборот. Никто не трахается, нет никаких машин. Зато есть чувак, который умеет проникать людям в сны, – и он их там убивает! Потому что, ну, сны и фантазии убивают нас.

– Ерунда, – говорит Сальваторе. – Мне вообще кажется: фильмы ужасов себя изжили. Посмотри, что снимают американцы. «Посейдон», «Ад в поднебесье», «Аэропорт»… будущее за фильмами катастроф.

– Хорошо, – радуется Лоренцо, – давай сделаем фильм катастроф. Скрестим «Посейдона» и «Ад в поднебесье». Или нет, «Аэропорт» и «Ад в поднебесье». Пусть самолет врежется в небоскреб и начнется пожар!

– А лучше – два самолета в два небоскреба, – мрачно говорит Сальваторе. – Извини, но никто не поверит в такую чушь.

– Хорошо, хорошо… давай тогда оставим фильмы катастроф. Давай снимем эротический фильм про… про Советский Союз. За железным занавесом тоже есть секс! В летних домиках, русских dachas , собираются дети партийной элиты и предаются групповому сексу, как на пляжах Калифорнии. Но их счастье недолго…

– Ради бога, Лоренцо, – говорит Сальваторе, – притормози чуть-чуть. Давай больше не будем сочинять сегодня сюжеты.

– Ну хорошо, – сдается Лоренцо, – сегодня не мой день.

– Что ты хочешь, – отвечает Сальваторе, – дурной день. Похороны великого человека как-никак.

(перебивает)

Вот, про великого человека… Один мой приятель в конце восьмидесятых работал в театре. Попал на гастроли в Европу. Первый раз в жизни вырвался из-за железного занавеса.