Сергей Кузнецов - Калейдоскоп. Расходные материалы

В номере отеля Питер запихнул себя под душ – чуть более ледяной, чем он порекомендовал бы в этой ситуации кому-либо. Потом, сидя в кресле, мрачно смотрел на небольшой холодильник, заменявший мини-бар… а потом взял телефонную трубку и набрал номер, который запомнил наизусть еще пять лет назад.

По-испански он попросил позвать Беатрис.

И вот Питер стоит в холле заброшенного дворца – типичная для Гаваны эклектичная смесь ар-нуво и ложного классицизма: цветные витражи, изогнутые перила, расписная керамическая плитка, на каждом этаже – мраморные нимфы и купидоны. Сейчас из пяти витражей остался один, у статуй отлетели головы и откололись руки, перила между вторым и третьим этажом давным-давно выломаны. На веревках, протянутых поперек просторных холлов, сушится белье – неудивительно, тут на каждом этаже живет дюжина семей, в том числе – Беатрис с Мигелем и двумя малышами.

В Гаване много таких домов, у каждого – своя история. Этот когда-то принадлежал Хоакину Симон-и-Кульмелю, богатому сахарному плантатору и отцу Аниты Марсель, феминистки и, как написали бы в «Википедии», культовой контркультурной писательницы. В шестидесятые Анита Марсель жила в Биг-Суре, откуда и написала Кастро, что всем сердцем поддерживает прорыв ее родного острова к свободе. Говорят, Фидель был так тронут, что хотел пригласить сеньору Марсель на Кубу и, возможно, даже вернуть национализированный дом – но тут-то звезда контркультуры и умерла, оставив своим ученицам огромный архив, за тридцать лет превратившийся в дюжину томов посмертных дневников и воспоминаний. Один из них – «Ночные дороги Парижа и Нью-Йорка» – Питер даже пробовал читать, но запутался в поэтах, художниках, музыкантах и любовниках, которых Анита Марсель считала гениальными или просто заслуживающими беглого упоминания.

Восемь лет назад Джейн улетела на Кубу, чтобы встретить там свою судьбу. Так потерпевший поражение революционер бежит на край света, чтобы встретить предательский удар юноши, которому он доверял как сыну, – и в момент смерти превратиться в седую легенду, в вечный миф, в историю, которую будут рассказывать, которую уже рассказывают много лет.

А сейчас Беатрис ведет Питера наверх – сквозь трепещущие паруса простыней и цветные волны ярких платьев, – и Питер радуется, что изобилие тканей мешает разглядеть, так ли сильно изменилась Джейн, сменив страну, работу, мужа и имя.

У имени Джейн нет никакого смысла, писала она пять лет назад, поэтому после посвящения я решила принять имя Беатрис – «та, что путешествует».

За эти пять лет Питер изъездил полмира – а Джейн-Беатрис ни разу не покидала Кубу. Кто же в итоге больший путешественник, хочет спросить Питер, хотя и знает ответ: речь идет не о банальном земном путешествии, а о путешествии мистическом… если угодно, путешествии с земли на небеса.

Между тем их небольшое путешествие по полуразрушенным лестницам подходит к концу, Питер следом за Джейн входит в комнату, где пара смуглых кубинцев и двое светлокожих европейцев смешивают ту самую «кубу либре»: на столе полупустая бутылка «Гавана Клаб» и несколько смятых банок от фирменной «Кока-колы», очевидно, принесенной гостями. Питеру протягивают полный стакан, и он выпивает коктейль залпом.

– Я очень довольна своей работой, – говорит Лусия. – Мне платят двести долларов в месяц – это у нас фантастические деньги, – но все равно иногда я спрашиваю себя: зачем я пять лет учила в университете психологию?

Лусия, двоюродная сестра Мигеля, работает няней у редких американских журналистов, допущенных Кастро в страну. Действительно, думает Питер, зачем бебиситтеру диплом психфака?

– Да нет же! – восклицает Александр. – Это же золотое дно! Ты уже сейчас можешь помогать иностранцам находить прислугу, а когда режим Кастро падет, сюда ринутся компании с Запада – в смысле, «с Севера», – всем им будут нужны местные сотрудники, а где их искать? И тут ты – эксперт, который еще при прошлом режиме находила нянь, уборщиц, кухарок и шоферов! Плюс к тому – дипломированный психолог, то что в Америке называется HR- специалист. Хоп! – и у тебя собственный рекрутинговый бизнес. Так вот и делаются большие деньги в переходный период – мы-то знаем!

Лусия и Мигель молча смотрят на Александра, а Беатрис смеется.

– Ты смешно пошутил, – говорит она. – Кто же сегодня позволит Лусии нанимать прислугу для иностранцев? Вся прислуга должна работать на сегуридад , а если не работать, то хотя бы делать вид, что работает. Как минимум, любую кандидатуру надо у них утверждать.

– Я понимаю, – кивает Александр, – у нас при Советах было то же самое. Поэтому Лусия должна сама пойти в сегуридад и сказать… ну, кому-нибудь – есть же какой-то чиновник, который контактировал с ней, когда она устраивалась на работу? – короче, сказать: я буду подбирать людей, а вы будете их визировать. Конечно, они будут работать на вас, но не очень рьяно – и мои клиенты будут знать, что их шофер или повар работают на вас, но не очень рьяно. Зато потом, когда придут хаос, анархия и крупный капитал – хотите, скажем «когда наступит свобода»? – я порекомендую вас новым хозяевам. Помогу, например, устроиться главой службы безопасности в какую-нибудь американскую компанию – им ведь тоже нужно, чтобы кто-то здесь следил за сегуридад в их свободной капиталистической корпорации? Поверь мне, это будет предложение, от которого они не смогут отказаться!

Питер прикидывает: на вид Александру лет сорок. Он, конечно, застал советскую власть, но вряд ли сам успел провернуть фокус, о котором рассказывает. Его спутница – светловолосая девушка по имени Инга – выглядит и того моложе. Чем-то похожа на Джейн – не нынешнюю, сменившую страну и имя, а ту, с какой я познакомился десять лет назад. Подпрыгивающая челка, подчеркнутый помадой изгиб губ, татуировка на левом плече, серые глаза…

Я тоже изменился, думает Питер. Бросил исследовательскую работу, ушел в администрирование, потом и вовсе – в маркетинг. Перевелся в голландский филиал. Сменил за это время трех подружек – все худенькие, субтильные, белокожие, с большими серыми глазами, одна даже была рыжей и веснушчатой… это, конечно, не считая всяких one night stands. Года три назад стал ходить в гей-клубы – раз уж мне все равно нравятся девчонки с мальчишеской фигурой и без груди, почему бы не попробовать? Почти год прожил с одним парнем, месяца три как расстались, секс был отличный, просто характерами не сошлись.

Так что можно считать, что я даже переплюнул тебя, дорогая: я не менял имя, зато сменил сексуальную ориентацию.

Американская «Кока-кола» заканчивается, все переходят на местную «колу» – Александр клянется, что не чувствует разницы, Питер пьет молча, но разницы, похоже, в самом деле никакой. Вот она, сила маркетинга: любой изоляционистский режим может наладить производство сладкой шипучки, неотличимой по вкусу от американского оригинала, но даже тогда «Кока-кола» будет стоить дороже и цениться выше.