Чарльз Мартин - Между нами горы

Наконец я встал, чтобы уйти. Что еще я мог сказать? Крутя в пальцах ключи от машины, я пробормотал:

– Мне бы хотелось…

Она покачала головой. Тэнк не желал покидать ее колени. Она наклонилась вперед, песик спрыгнул на пол, и она медленно встала. Я заметил, что у нее проблема с левым бедром. Она постояла, скособочившись, потом с трудом выпрямилась и подала мне руку.

– Если и когда вам понадобится замена сустава, позвоните мне. Я приеду сюда и все сделаю бесплатно.

Она улыбнулась. Я присел на корточки.

– Тэнк, ты самая лучшая псина на свете! Я буду по тебе скучать.

Он обмусолил мне лицо, потом удрал к себе во двор и принялся метить все деревья подряд.

– Знаю, ты тоже будешь по мне скучать.

Я сунул ей свою визитную карточку. Мне трудно было решить, как с ней расстаться: обнять, пожать руку? Каков протокол прощания с вдовой летчика, который погиб, спасая вашу жизнь? Не говоря о том, что если бы я не нанял его для полета в Денвер, то он остался бы в живых и сидел бы сейчас рядом со своей женой на веранде их дома. Видимо, вдову тоже посетила эта мысль.

– Молодой человек?

– Слушаю, мэм.

– Спасибо.

Я растерянно почесал затылок.

– Я не…

– Я тоже.

– То есть?

Она подняла на меня ясные голубые глаза.

– Гровер не сажал в свой самолет абы кого. Он был разборчивым и целеустремленным. Чаще он отказывал клиентам. Если он взял вас в полет, значит, у него была на то причина. Это был подарок вам.

– Да, мэм.

Она сама обняла меня, сама стиснула мне руки. У нее была тонкая, свисающая складками кожа, волосы были невесомые, снежно-белые. Обнимая меня, она дрожала.

Я поцеловал ее в пушистую щеку и уехал. Я видел ее в зеркальце заднего вида: она стояла на крыльце и смотрела на горы. Наполеон, выпятив грудь, облаивал ветер с верхней ступеньки.

В палате Эшли я застал Винса. При моем появлении он встал. Теплая улыбка, такое же рукопожатие. Неловкие объятия.

– Эшли рассказывает мне о вашем подвиге. – Он покачал головой. – Даже не знаю, как вас благодарить.

Я похлопал ее по ноге.

– Не забывайте, это я зазвал ее в самолет. Вы вправе предъявить иск.

Он засмеялся. Он мне понравился. Эшли сделала хороший выбор. Они будут счастливы. Она, конечно, была выше его на целую голову. Она вообще была на голову выше любого мужчины. Она была одна такая из целого миллиона.

На ее щеках появился румянец. На тумбочке стояли три пустые чашки из-под кофе. Мочеприемник сбоку от ее койки был почти полон, цвет мочи был здоровый. На крючке висел ее новый сотовый телефон. Ей и мне уже названивали журналисты, все хотели получить эксклюзивное интервью.

– Что вы им расскажете? – спросила меня Эшли.

– Ничего. Я сбегу через заднюю дверь и уеду домой. – Я посмотрел на часы на стене. – Мой рейс через полтора часа. Я пришел попрощаться. – Выражение ее лица изменилось. – Вам двоим надо столько всего обсудить! У вас же скоро свадьба. Уверен, что мы не потеряемся. – Я обошел ее койку.

Она сложила руки на груди.

– Вы уже звонили жене?

– Нет. Я увижусь с ней, когда вернусь домой.

Она кивнула.

– Надеюсь, все устроится, Бен.

Я тоже кивнул. Она сжала мою руку. Я чмокнул ее в лоб и повернулся, чтобы уйти.

– Бен? – окликнула она меня.

– Что? – спросил я, не оборачиваясь.

Винс похлопал ее по руке.

– Я сейчас. Только принесу еще кофе. – Он положил руку мне на плечо. – Спасибо вам. За все!

Винс вышел. Эшли не отпускала мою руку. Я присел на край койки. Мне было слишком не по себе. Внутри саднило; кажется, это было похоже на душевную боль. Я натянуто улыбнулся.

– Можно задать вопрос? – спросила она.

– Вы заслужили право спрашивать меня о чем угодно.

– Вы когда-нибудь влюблялись в замужнюю или в почти замужнюю женщину?

– В своей жизни я любил только одну женщину.

Она улыбнулась.

– Простая проверка. Можно спросить еще кое-что?

– Валяйте.

– Зачем вы позвали меня в самолет?

Я смотрел в окно, вспоминая.

– Кажется, это было давным-давно, правда?

– Правда. Хотя иногда кажется, что это было только вчера.

– День нашей свадьбы был одним из счастливейших в жизни для нас обоих. Мы стали самостоятельными людьми. Это был старт, начало. Мы были свободны, мы любили друг друга. Думаю, когда двое по-настоящему друг друга любят… То есть… – У меня дрогнул голос. – Где-то в глубине, где живут их души, где рождаются сны, где нет боли, ибо там ей нечем питаться, там венчание – это слияние двух душ. Как слияние двух рек. Когда вода сливается воедино. Так ощущал это я.

Встретив вас, я понял, что вы надеетесь, что и у вас может получиться так же. Наверное, встреча с вами стала напоминанием, что и я в свое время познал бесценную, нежную любовь. Я думаю… если быть честным, мне захотелось к ней притулиться. Потрогать ее, еще раз оказаться с ней лицом к лицу. Наверное, делая это, я думал, что смогу вспомнить, потому что… потому что не хочу забывать.

Я смахнул слезинку с лица.

– Потому, наверное, и позвал вас лететь со мной. И вот за это, за свой эгоизм я никогда не перестану просить прощения и одновременно благодарить вас. Двадцать восемь дней в горах с вами напомнили мне, что за любовь стоит бороться. Неважно, какую боль она причиняет.

Я встал, поцеловал ее в губы и ушел.

Самолет сел в Джексонвилле в два часа дня с минутами. Меня поджидали журналисты. Моя фотография уже мелькала в теленовостях, моя история не составляла тайны. Проблема журналистов заключалась в том, что они искали человека на тридцать футов тяжелее меня.

Я прилетел без багажа, поэтому прошмыгнул мимо толп и зашагал к своей машине, прождавшей меня больше полутора месяцев и покрывшейся за это время слоем желтой пыльцы.

Женщина в билетной будке сказала мне без всякого выражения:

– Триста восемьдесят семь долларов.

Я догадался, что спорить с ней бесполезно, и протянул карточку «Америкен Экспресс», благодарный за возможность быстро расплатиться и укатить домой.

Все вокруг воспринималось теперь как-то странно. Удивительнее всего было то, что я теперь не тянул сани, не вглядывался вдаль поверх снегов, не добывал огонь методом троглодитов, не освежевывал кролика или лося, не должен был полагаться на меткий выстрел из лука, чтобы не умереть с голоду, не шевелил пальцами ног и не дул на пальцы рук, чтобы не дать им замерзнуть, не вслушивался в голос Эшли… Не слышал звука ее голоса.

Я поехал на юг по шоссе I-95. Торопиться не хотелось, все машины обгоняли меня. Я проехал по мосту Фуллера Уоррена и миновал больницу, где провожу большую часть жизни. Мне не переставали звонить коллеги, радовавшиеся тому, что снова меня слышат. В предстоящие дни меня ждало много встреч. Я готовился к многократному пересказу своей истории.