Эли Фрей - Мой лучший враг

В школу я шла как на войну. Война одного против всех. Чувство, что ты совершенно один, ужасное…

Нет, вру. На моей стороне все-таки были два человека. Первый – Дашка. Она во всем поддерживала меня. Второй, поддерживающий меня, – Ромка. Я не разговаривала с ним, потому что после неудачных попыток его разболтать я поняла, что это дело провальное. Он не хотел или боялся идти на контакт. Но я иногда видела на себе его взгляд. Понимающий взгляд. Мы в одной лодке.

Егор, лидер класса, по слухам, некогда защищавший слабых, махнул на меня рукой… причем сразу же… Он не мог тягаться со Стасом. Он понял, что пытаться отнять у Стаса любимую игрушку – бесполезно. Он только мог нажить врага. И Егор просто перестал меня замечать. Как будто меня не было вовсе. Но иногда Егор смотрел на меня, и его полный жалости взгляд говорил: «Прости, но я ничего не могу сделать».

В школе – очередная порция смешков и любопытных взглядов. Пора бы давно привыкнуть к этому, да я все не могла.

Я вошла в свой класс. Посмотрела на всех по-другому, как бы под другим углом. Их поступок открыто показал, на чьей они стороне. Но за несколько дней, проведенных дома, я много думала об этом. И пришла к некоему решению – хорошо. Пусть будет так. Если я не могу ничего изменить – мне нужно просто принять все это.

Но как это сделать, если меня стали травить открыто? И не один Стас, а все. И смириться с этим не получалось.

Одноклассники не обращали на меня ни малейшего внимания. Я подошла к своему стулу, ожидая каких-нибудь новых гадостей: надписей, записок или чего похуже. Но ничего такого не было.

По какой-то непонятной причине для всех я просто перестала существовать.

Со Стасом я не пересекалась вплоть до четвертого урока.

Я поднималась по лестнице на третий этаж, в кабинет обществознания. Сверху донесся какой-то грохот: шум, гам и чьи-то злобные смешки. И тут же по ступенькам покатился какой-то мешок. Мешок докатился до меня, поднялся… и оказался Ромкой. Он посмотрел на меня испуганно и помчался дальше вниз по лестнице.

А сверху приближались шаги. И судя по топоту, спускалась целая рота. Охваченная ужасом, я помчалась вниз и нырнула в первый попавшийся кабинет. Это оказался кабинет рисования. Первоклашки удивленно глядели на меня. Я прислонила палец к губам.

– Тс-с-с…

Я нырнула в шкаф. И чуть не заорала от ужаса – в шкафу уже кто-то был! Мне закрыли рот рукой. Через щелку я могла видеть, что происходит в классе. В дверь вошел Стас. Следом еще двое.

– Эй, малышня! – обратился к детям Стас. – Здесь не пробегал пухлый парнишка?

– Нет! – ответили они.

– Хм… а вы мне не врете?

Кто-то встал рядом со шкафом. Если бы не рука, зажимающая мне рот, я бы точно вскрикнула. В шкафу было душно, тесно, пахло лавандой и старыми книгами.

Малыши хором загалдели:

– Нет! Мы никого не видели.

– Ну, смотрите у меня, – сквозь щелку я видела, что Стас погрозил малышам пальцем. – Врать нехорошо.

Послышались удаляющиеся шаги. Мы с соседом по шкафу одновременно выбрались наружу. Переглянулись. Это был Ромка. Он отвел взгляд и быстро пошел к двери. Осторожно заглянул в нее и побежал прочь.

Я обернулась к малышам.

– Спасибо! – искренне поблагодарила я их. Они заулыбались. Я тщательно осмотрелась по сторонам, прежде чем выйти из класса. В коридоре никого не было.

С этого дня нас с Ромкой стала объединять наша тайна. Тайна шкафа. Я чувствовала в нем родственную душу, я тянулась к нему, но он пресекал всякие попытки общения.

После уроков я снова увидела Стаса. Его стая спускалась по лестнице, мы с Дашкой шли впереди них. Они громко смеялись.

Я чувствовала, что они что-то делают у нас за спинами. Может быть, копируют нашу походку, может быть, делают всякие неприличные движения. Я не поворачивала головы. Просто слышала их издевательский смех.

Дома мне хотелось пообедать чем-нибудь легким. Я достала из холодильника пачку замороженных овощей – морковка, кукуруза и горох – и кинула на сковородку. Добавила немного воды.

Бабушка куда-то ушла, даже записки не оставила. Дедушки тоже не было – это странно. Его смена уже кончилась, он должен был прийти домой.

К вечеру никто так и не появился. Я позвонила бабушке. С ней все в порядке – она сидела у подруги. Я сказала ей, что дедушки еще нет. Она разнервничалась. Сказала, что сейчас придет.

Я ходила из стороны в сторону. Куда он мог деться? Дня рождения ни у кого не было. Где он мог шляться? Где опять его искать?

За окном послышался шум мотора. Кто-то припарковался у калитки. Я выбежала в сад, открыла калитку. Застыла от удивления, увидев следующую картину: возле моего дома стоял квадроцикл Стаса. И он стаскивал с сиденья моего деда, как всегда вдупель пьяного.

– Чего встала? Помоги. Принимай товар. Тяжелый он…

Я вышла из оцепенения и бросилась на помощь. Дед шел сам, только нужно было все время поддерживать его в вертикальном положении. Вместе мы кое-как внесли деда в дом. Положили на кухонный диван. Стас посмотрел на деда.

– Он на лавочке дрых. Замерзнуть мог.

– Спасибо, – тихо сказала я. Стас посмотрел на меня со злобой:

– Я не для тебя это делаю, а для него. Он все время относился ко мне как к родному.

Стас вышел, больше не произнеся ни слова.

Я позвонила бабушке и сказала, что дед дома. Не стала вдаваться в подробности, каким образом он здесь оказался. Поднялась к себе в комнату. Вылезла на крышу. Посмотрела вдаль – листья на яблоне все облетели, и сквозь голые ветви можно было разглядеть вдалеке дом Стаса.

Я разрыдалась. Господи, позволь мне возненавидеть этого человека. Ведь ненавидеть гораздо легче, чем… Чем испытывать то, что я чувствую.

Новая учебная неделя преподнесла мне очередной «сюрприз» от школы. Мне не пришлось даже входить внутрь. Уже издалека я увидела на двери кроваво-красную надпись. Кто-то написал краской:

МИЦКЕВИЧ – ШЛЮХА!

Буквы заваливались влево, а не вправо. Я знала, кто это написал. Тот, кто вчера позаботился о моем дедушке и не дал ему замерзнуть на лавочке. Первая мысль – убежать. Бежать так долго, насколько хватит сил. Но неведомая сила потащила меня внутрь. Я шла в раздевалку, а кто-то сзади бросил в меня огрызком от яблока. От унижения я вся горела. Горели даже кончики пальцев. Я смотрела на свои ботинки, шла, глазами отмеряя шаги, мне казалось, что все смотрят на меня. «Нужно просто перетерпеть, – уговаривала я себя. – Все это скоро кончится, а предметом насмешек и сплетен станет кто-то другой. Надо просто перетерпеть…»

И врезалась в директора.

– Мицкевич, – строго сказал он. – Зайди ко мне в кабинет. Сейчас же.

Я с тоской поплелась за ним. Вот только разборок с директором мне сейчас не хватало…

– Садись, – директор пододвинул мне стул, а сам сел по другую сторону стола.