Джулия Грегсон - Жасминовые ночи

Стулья в клубе лежали на столиках, перевернутые кверху ножками. Воздух был застоявшийся и прогорклый от сигаретного дыма. Сверху доносились приглушенные звуки танго, чинного европейского танго, которое нравилось Фаизе, а не темпераментного южноамериканского. Танго сменила Элла Фицджеральд. Музыкальные пристрастия Фаизы были очень широкими. Можно сказать, что ее душа принадлежала Востоку, а голова и все, что касалось стиля, – Западу; так что Элла была ее любимой джазовой певицей. Фаиза любила посплетничать и охотно рассуждала об ужасном жизненном старте великой певицы – приюты, бордели, – словно они были близкими подругами. Именно Фаиза обратила внимание Сабы на музыкальность негритянской примы, на ее безупречное чувство ритма.

Открывая дверь, Фаиза приплясывала и напевала песенку о корзинках «A-Tisket A-Tasket», за ее ухом торчал карандаш. Днем она носила линялое платье и большие, немодные очки и выглядела как чья-нибудь тетушка из Александрии. Лишь по вечерам появлялись блестящие платья, яркий макияж и рыжие от хны волосы (как оказалось, парик).

Теперь Саба знала больше о планах Фаизы, а они были амбициозными. До войны и благодаря Озану она сделала успешную карьеру певицы в регионе Средиземноморья – в Италии, Греции, Франции и Стамбуле. Теперь, видя восторженную реакцию Джи-Ай и английских военных, она мечтала отправиться в турне по Америке. Возможно, что там она споет в «Аполло» и встретится с Эллой Фицджеральд… Фаиза загоралась, как девочка, когда они говорили об этом. И хотя в душе Саба была уверена, что в пятьдесят пять лет человек уже стоит одной ногой в могиле, она помогала Фаизе улучшать ее английское произношение в ответ на ее помощь с арабскими и турецкими песнями.

После репетиций они пили чай и беседовали на всевозможные темы – о музыке и еде, поэзии и мужчинах. Фаиза призналась, что в молодости муж бивал ее, и не раз. Как многие египетские мужчины, он был убежден, что честные девушки не поют перед публикой – это неприлично, даже стыдно. Из-за этого у нее много лет болела душа. Но в конце концов она заявила, что имеет право делать то, для чего рождена. Теперь ей наплевать – пардон за грубое слово, – что думают или говорят о ней другие. Со временем – она повела плечом, и в ее глазах мелькнула искорка цинизма – она стала зарабатывать столько денег, что муж и дети ее простили.

Другой большой любовью в жизни Фаизы был отец мистера Озана, тоже богатый торговец. Он открыл ее, девчонку из небогатой семьи, когда она пела на свадьбе бедуинов. Сразу услышал в ней что-то особенное, а позже помог купить одежду, необходимую для выступлений, помог выучить языки и слушать певцов всего мира. Благодаря ему она и стала жить такой жизнью, о какой прежде не смела и мечтать: у нее появилось достаточно денег, чтобы купить себе и своей овдовевшей матери очень симпатичный дом в Александрии и даже машину.

Сегодня они работали над словами «Озкорини». Эта песня в исполнении Умм Кульсум покорила весь арабский мир. Делая ужасные, преувеличенные гримасы, Фаиза показала Сабе, как использовать в пении фронтальные кости лица. Надо научиться пропускать звук через нос (Фаиза называла это ghunna) и нарочно добавлять в голос хрипотцу (bahha). Это трудная вещь, но она помогает выражать сильные эмоции.

– Слушай, как надломится ее голос в конце этой песни, – сказала Фаиза и бросилась к граммофону, полная молодого энтузиазма.

По ее оценке, Умм – великая певица, более крупная, чем Пиаф, Фицджеральд и Вашингтон вместе взятые. Она уже намекнула, что Саба рискует быть освистанной, исполняя песни из ее репертуара. Саба никогда в жизни не освоит это искусство – даже если бы у нее был хороший арабский, все равно англичане не так слышат музыку. В Египте музыка равноценна молитве. В классическом арабском исполнении, опирающемся на древние традиции, певец часто повторяет и повторяет одну строку и, делая это, доводит слушателей почти до экстаза, до оргазма. Один концерт может длиться по пять-шесть часов. Когда Умм Кульсум пела по радио, пекари бросали печь хлеб, банкиры забывали о деньгах, а матери о детях. Люди съезжались со всего арабского мира, чтобы послушать певицу; и союзники, и страны оси [115]использовали ее в своих радиопередачах. Такова ее сила воздействия на слушателей.

Такой панегирик Саба слышала уже не в первый раз и очень надеялась, что сегодня обойдется без него. Фаиза села в круге слабого света за фортепиано, а Саба ждала ее кивка, чтобы запеть. Они работали над серединой «Озкорини», и эта песня уже пустила свои щупальца глубоко в ее душу. Зазвучала музыка, Саба запела, и ее голос пульсировал от боли. Она умоляла Дома остаться в живых.

– Сегодня ты спела лучше всего, – одобрила Фаиза. – Ты пела вот отсюда. – Она взмахнула рукой, словно что-то извлекала из груди или живота. – Ты почти готова ее исполнить.

Они вздрогнули от раздавшихся аплодисментов.

Это была Элли, в белом платье и с обычной безупречной прической. Когда она шла к ним, сбоку бежала ее тень.

– Саб, прости, что помешала, – сказала она, – но мне надо быстро сказать пару слов. Кстати, великолепная музыка. И ты пела по-настоящему хорошо.

Саба, все еще погруженная в песню и поэтому беззащитная, растерянно моргала. Под столом зашевелился кот Фаизы, послышалось его громкое мурлыканье.

Фаиза кисло улыбалась – она не любила, когда ей мешали репетировать, и не любила показываться перед посторонними в таком домашнем виде.

– Пять минут, – сказала она. – Я поднимусь наверх и оденусь.

– Саба, ради бога, где ты была? – спросила Элли, когда они остались одни. Из рукава ее платья торчала прокладка против пота, какие носят под мышкой. Она выдернула ее и сунула в сумочку.

– Ты сама прекрасно знаешь. – Саба была сыта по горло этими шарадами. В доме Паттерсонов она видела чемодан Тарика и знала, что он жил там во время ее отсутствия. – Ты ведь сама мне сказала, что запись на радио будет сегодня вечером.

– Но ты должна была мне сказать, честное слово. – Элли беззастенчиво гнула свою линию. – Да, этот новенький из ЭНСА звонил сегодня утром. Он хочет немедленно встретиться с тобой. Он будет в своем офисе на улице Кармуз. У входа ждет такси. Шофер знает, где это. Я заплатила ему, даже с чаевыми, так что смотри не плати второй раз. Когда побываешь в ЭНСА, поезжай сразу в дом Паттерсонов, я серьезно говорю. Больше никаких самовольных отлучек. Я строго предупреждаю!

Но на улице Кармуз не оказалось никакого офиса ЭНСА, а если и был когда-то, то давно сгорел вместе с другими жалкими строениями. Вместо этого шофер быстро проехал двести ярдов дальше по немыслимо раздолбанной улице и остановился возле уличного ларька, торговавшего нанизанными на нитки сладостями, вокруг которых летали мухи.