Энтони Дорр - Стена памяти (сборник)

За те пять дней, что Роберт пробудет дома, его сестренки выучат слова «камень», «тяжелый» и «снеговик». Запомнят запах снега и ощущение гладкого хода санок, на которых брат будет катать их по подъездной дорожке.

Мы возвращаемся в места, откуда вышли; возвращаем себе полузабытые переулки, проводим новые карандашные линии.

– Как быстро ты вырос, – говорит Роберту мать за завтраком, за обедом. – Ты только взгляни на себя.

Да нет, она не права, думает Роберт. Живешь, живешь и постоянно хоронишь свое детство – то там, то сям. А оно ждет тебя, ждет в течение всей твоей жизни, чтобы ты пришел и откопал его.

Тем временем девочки выковыривают из-под снега какие-то палки и чертят ими нечто непонятное. А облака вверху сдвигаются, и внезапно – бац! – весь двор заливает сияние солнца. Откуда-то выпрыгнув, тени деревьев распластываются по заснеженной лужайке. Снег кажется добела раскаленным. А Роберт и забыл уже, каким солнечный свет может быть чистым, когда, изливаясь с неба, расплескивается по снегу. Даже слезы на глаза наворачиваются.

Дзень Вэй, та из сестер, что повыше ростом, вынимает из снега длинную черную ветку и пытается вручить ему.

– Это тебе, Лиоб-бельт, – говорит она, щурится и несколько раз моргает.

Том родился в 1914 году в Детройте, в четверти мили от соляных копей «Интернешнл Солт». Его отец где-то за кадром, не стоит упоминания. Мать содержит пансион из шести плохо изолированных комнат с кучей всегда запертых дверей, за которыми дремлют унылые пожитки бездомных поденщиков: мышиного цвета куртки, стоптанные рабочие башмаки, над кроватями эстампы – по большей части неодетые женщины с грудями, подкрашенными оранжевым. Через полгода работягу либо увольняют, либо призывают в армию {137}, либо он умирает и его заменяют другим, поэтому к мальчику Тому очень рано приходит понимание того, что этот мир непрестанно поглощает молодых мужчин, от которых остаются одни беспамятные предметы – пустые кисеты для табака, карманные ножи с отломанным лезвием, пропитанные солью брюки.

В четыре года у Тома начинаются обмороки. Заворачивает, скажем, за угол, вдруг начинает тяжело дышать, и – хлоп! – свет гаснет. Мать вносит его в дом, укладывает в кресло и посылает кого-нибудь за доктором.

Дефект межпредсердной перегородки. Дырка в сердце. Доктор говорит, кровь шунтируется из левого предсердия в правое. {138}Его сердцу приходится выполнять тройную работу. С этим живут лет до шестнадцати. Повезет – значит до восемнадцати. И лучше ему не волноваться.

Мать приучает себя говорить чуть не шепотом. Будь так добр, пожалуйста-спасибо, мой миленький маленький Котик. Кровать Тома она переносит наверх, в отдельную комнатку, чтобы ни яркого света, ни громких звуков. Утром приносит ему стакан пахты, потом указывает на метлу или стальную мочалку. И тихим голосом напутствует: Только не напрягайся . Он чистит угольную печь, подметает мраморное крыльцо. Иногда от работы отрывается, смотрит, как, важно выступая, спускается по лестнице самый старший из постояльцев, пятидесятилетний мистер Уимз: по случаю холода натянув на голову капюшон, шагает к шахте, где войдет в клеть подъемника и спустится под землю на глубину тысячи футов. Том представляет себе этот спуск: редкие и тусклые огоньки набегают и удаляются, вверху гудят и громыхают тросы, а рядом, в той же клети, теснятся еще человек шесть других шахтеров, каждый со своими собственными заботами – заботами настоящих мужчин. Они опускаются под землю в город под городом, где уже стоят в ожидании мулы и горят керосиновые фонари на стенах блистающих залов из соли, бесконечными галереями простирающихся дальше, туда, куда не достает свет даже самого дальнего фонаря.

Шестнадцать , думает Том. Если повезет – восемнадцать .

Школа представляет собой трехкомнатный сарай, кишащий отпрысками шахтеров-соледобытчиков, углекопов и монтажников металлоконструкций. Ирландцев, поляков, армян. Матери школьный двор кажется тысячей акров кромешного ада. Не бегай, не дерись, шепчет она. От игр тоже лучше воздержаться. В первый день она забирает его из класса через час. Ш-ш-ш , предваряет она его возражения и обвивает руками, как канатами.

Начальные классы Том то посещает, то нет. Иногда она не пускает его в школу целыми неделями. К десяти годам он неуспевающий по всем предметам. Я стараюсь , виновато оправдывается он, но буквы со страниц разлетаются и бьются об оконное стекло, как снежинки. Тупица , говорят о нем мальчишки, и Том с этим, в общем-то, даже согласен.

Том подметает, моет, драит крыльцо пемзой дюйм за дюймом. Медленно, как патока в январе , комментирует это мистер Уимз, но при этом подмигивает.

Каждый день, ежечасно и ежесекундно в дом лезет соль. Покрывает коркой раковины, откладывается в щелях под плинтусами. С постояльцев она тоже так и сыплется – из ушей, башмаков, с носовых платков. Поблескивающими полосками ложится вдоль морщинок на простынях: этакие каждодневные уроки коварства.

Начинать с краю, потом отскабливать середину. Постельное белье по четвергам. По пятницам туалеты.

Но вот ему двенадцать; миссис Фредерикс начинает задавать ученикам доклады. Руби Хорнэди вызывают шестой. У Руби вместо волос огонь, вместо дня рождения Рождество и пьяница вместо папы. Из девочек только она и еще одна добираются до четвертого класса.

Сама не своя от ужаса, она читает заготовленный дома доклад. Если вы думаете, что озеро большое, вам надо видеть океан. Океан покрывает три четверти поверхности Земли. И это только его поверхность. Кто-то бросает в нее карандаш. Складки у Руби на лбу углубляются. Наземные животные живут на суше – на ее поверхности или на деревьях. Это крысы, и черви, и чайки, и прочие. А вот морские животные живут везде – в волнах прибоя, и в толще воды, и даже в каньонах на глубине шести с половиной миль.

Она пускает по рядам красную книжку. В книжке колонки текста перемежаются цветными фотографиями, от которых сердце у Тома колотится так, что закладывает уши. Круговерть зубастых рыбешек. Царство пурпурных кораллов. Пять оранжевых морских звезд, прилепившихся к скале.

Руби продолжает: В Детройте когда-то росли пальмы, были кораллы и ракушки. Детройт был морем глубиной в три мили .

Миссис Фредерикс спрашивает: Руби, где ты раздобыла эту книжку? Но к тому времени Том уже едва дышит. Перед его глазами прозрачные цветы с ядовитыми щупальцами, устричные банки и розовые шары с тысячей иголок на спинах. Он пытается спросить: Это что, все взаправду? – но с его губ срываются искрящиеся пузырьки и всплывают, улетая к потолку. Он падает, и парта падает вместе с ним.