Орхан Памук - Мои странные мысли

Мевлют был польщен тем, что такой умный и важный человек нашел время поговорить с ним, но в то же время он с некоторым огорчением подозревал, что этот интерес может быть проявлением жалости.

– Ваши ученики вас ждут, ходжа, – напомнил он. – Не буду больше отнимать вашего времени.

– Пусть подождут, – сказал седовласый старец. Несколько последовавших фраз произвели глубокое впечатление на Мевлюта. – Самые сложные узлы могут быть развязаны по повелению Всевышнего Аллаха. Его могущество устранит любые препятствия!

Может быть, дальше последовали бы еще более красивые выражения, но Мевлюту стало совершенно неуютно, так что старик замолчал, вынул из кармана немного денег и протянул ему.

– Ходжа, я не возьму это! – взмолился Мевлют.

– Бери, бери! – настаивал старец.

На пороге они долго уступали дорогу друг другу, словно двое английских джентльменов. На прощание старик сказал:

– Торговец, пожалуйста, возьми сейчас деньги. Я обещаю, что не буду платить тебе в следующий раз, как придешь. Мы собираемся каждый четверг по вечерам.

– Благослови вас Создатель, – вырвалось у Мевлюта, хотя он не был уверен, что такой ответ будет подходящим. Повинуясь порыву, он наклонился, чтобы поцеловать большую морщинистую руку старика. Рука старца была в пигментных пятнах.

Тем вечером Мевлют вернулся домой поздно и осознал, что о произошедшей встрече не поделится с Райихой. В последующие несколько дней он чуть было не рассказал ей о старике, чье лицо сияло божественным светом и чьи слова врезались в память Мевлюту; он чуть было не рассказал, как благодаря ему смог снести горечь от потери тележки. Но каждый раз он сдерживался. Райиха могла посмеяться над ним, и это разбило бы ему сердце.

Из головы у Мевлюта не выходил и свет, который он видел в доме седовласого старца в Чаршамбе. Что там было еще? На стенах висели прекрасные старинные надписи. Почтительная атмосфера, царившая за столом, вокруг которого торжественно сидели ученики, тоже запомнилась ему.

Всю следующую неделю, куда бы он ни пошел продавать бузу, он видел призрак своей белой тележки по всему Стамбулу. Однажды он обратил внимание на чиновника из Ризе, тащившего в гору белую тележку по извилистой дороге в Тепебаши. Мевлют побежал за чиновником, но понял свою ошибку еще до того, как догнал: та белая тележка была намного более элегантной, чем его, низенькая и грубая.

Вечером в четверг он прошел по закоулкам Фатиха и, покрикивая «Буу-заа», оказался у того самого дома в Чаршамбе. Его вновь пригласили войти, и он взлетел по лестнице. За эту короткую встречу он узнал, что ученики называют седовласого старца «ходжа», в то время как другие посетители обращаются к нему «Святой Наставник»; что ученики, которые сидят за столом, макают кончики тростниковых перьев-каламов в чернильницы и не рисуют, а записывают слова учителя крупными буквами, и что эти буквы складываются в арабские слова, взятые из Священного Корана. В доме было несколько старинных священных вещей: Мевлюту особенно понравился старый кофейник. На стенах висели таблички с цитатами из Корана, полка для тюрбанов, инкрустированная перламутром, старинные часы в огромном корпусе, чье тиканье заглушало любое перешептывание, и фотографии Ататюрка и еще каких-то серьезных бородатых авторитетов.

Святой Наставник спросил Мевлюта о его тележке, и Мевлют ответил, что продолжает ее поиски, но еще не нашел ее. Он признался, что еще не нашел дневной работы (на этом ответе он постарался не задерживаться, чтобы не создалось впечатление, что он пришел просить работу). Настал удобный момент упомянуть вещь, о которой Мевлют размышлял последние две недели: его долгие ночные прогулки теперь были не просто частью его работы – они давно стали его потребностью. Когда он подолгу не выходил на улицу ночью, сила его мыслей и воображения ослабевала.

Святой Наставник напомнил ему, что в исламе работа является частью молитвы. Интуитивная потребность Мевлюта продавать бузу до конца дней была, безусловно, знáком и следствием высшей истины, согласно которой в этом мире только Создатель на нашей стороне и только к Нему должны мы обращаться за помощью. Мевлют был встревожен этими словами, которые приводили его к выводу, что странные мысли, бродившие в его голове, пока он ходил по улицам, были вложены туда Всевышним.

Когда старик попытался заплатить за бузу (в этот вечер с ним было девять учеников), Мевлют напомнил ему о договоре накануне – буза на этот раз будет за счет торговца.

– Как тебя зовут? – спросил старец с одобрением в голосе.

– Мевлют.

– Какое благословенное имя! Ты мевлидхан ? – спросил старец громко, чтобы все ученики услышали.

Мевлют не мог ответить на вопрос, потому что не знал, что это такое. Его прямота и смирение заставили учеников улыбнуться.

Старик объяснил, что, как всем известно, мевлид – это длинные стихотворения-месневи, написанные в честь дня рождения Святого Пророка Мухаммеда. А мевлидхан – человек, который пишет музыку к этим месневи. Если когда-нибудь у Мевлюта родится сын, ему стоит назвать его Мевлидхан; такое имя принесет мальчику большую удачу. К тому же Мевлют обязательно должен приходить каждый четверг – теперь ему даже не нужно оповещать о себе криками с улицы.

Сулейман.Ведиха сказала мне, что, лишившись тележки и не сумев вернуть ее, Мевлют решил поднять плату за свой однокомнатный дом на Кюльтепе, где по-прежнему живут найденные мной арендаторы. В противном случае он просит плату за несколько месяцев вперед. Вскоре он сам позвонил мне.

– Послушай, братишка, – сказал я ему, – у тебя там живет один бедняга из Ризе, человек Вурала, в общем, наш человек; если мы велим ему покинуть дом, он покинет его мгновенно, едва мы ему скажем, даже без разговоров. Он очень боится господина Хамита. Но я хочу заметить, что он платит тебе не так уж и мало, он платит вовремя каждый месяц, наличными в руки, и Ведиха передает деньги тебе без налогов, без отговорок. Ты думаешь, что найдешь кого-то лучше?

– Извини, Сулейман, но именно теперь я больше не верю никому из Ризе, так что пусть он уходит.

– Что ты за черствый хозяин! Человек только женился, у него только ребенок родился! Мы что, выкинем их на улицу?

– А меня кто-то когда-то в Стамбуле жалел? – спросил Мевлют. – Ты знаешь, что я имею в виду. Ладно, хорошо, не надо никого выкидывать на улицу прямо сейчас.

– Мы жалели тебя, мы заботились о тебе, – сказал я осторожно.

Месячной платы, что передавала Мевлюту Ведиха, едва хватало на покрытие недельных расходов семьи. Но после телефонного разговора с Сулейманом оплата, которую Ведиха привезла за март вместе с оплатой вперед за апрель и май, была больше обычной. Мевлют не слишком задумывался о том, какую роль Сулейман и Коркут могли сыграть в этом. Он использовал деньги, чтобы купить подержанную тележку для мороженого, черпак, металлические ванночки и миксер, решив провести лето 1989 года за продажей мороженого.