Аарон Аппельфельд - Цветы тьмы

Увидев это, мама схватила его и потащила двумя руками с криком: «Ребенок утонул, ребенок утонул, спасите!» От духоты, а может, от крика, Хуго пробудился от этого кошмара.

Первый утренний свет проник в чулан. Из Марьяниной комнаты теперь доносились веселые голоса, как будто там катаются по кровати и бросаются подушками. Было ясно, что это не тот мужчина, что ворчал раньше. Этот мужчина был веселым и забавлял Марьяну.

– Ты смешной, – повторяла она.

– Я не собираюсь тебя смешить.

– А вот смешишь. Хорошо мне с тобой.

– Сейчас откушу тебе что-нибудь.

– И я тебе что-нибудь откушу!

Смех все усиливался, и было понятно, что они рады друг другу.

Потом послышался голос мужчины:

– Поздно уже, мне пора идти.

– А когда снова придешь? – тут же последовал вопрос.

– Не знаю, нашу часть переводят севернее.

– Если придешь сюда, не забудь меня.

– Понятное дело.

– Тебе было хорошо со мной, правда?

– Чудесно.

После непродолжительной паузы он сказал:

– Наверное, нашу часть отправят на фронт.

– Надеюсь, что нет, – ответила Марьяна.

– Помолись за меня, чтоб не ранило, лучше пусть убьет, чем ранит. С раненого толку, как с мертвого. Я ухаживал за многими ранеными солдатами.

– Я буду молиться, обещаю тебе.

– Ходишь в церковь?

– Иногда.

– Мое полное имя – Иоганн Себастьян. Родители назвали меня в честь знаменитого композитора. Они надеялись, что я стану музыкантом.

– Я буду молиться, обещаю тебе.

– Странная просьба, да?

– Нет, почему же?

– За последние два года я видел слишком много раненых.

– Не бойся, милый.

– Я смерти не боюсь. Страшно, если ранят.

Он ушел, а сразу за ним ушла и Марьяна. Снова стало тихо.

Хуго положил голову на шкуры и сказал самому себе: «Странные вещи тут происходят, ничего не понимаю». Он закрыл глаза, и снова привиделся ему дядя Зигмунд. Из-за пристрастия к выпивке он не окончил учебу на врача. Раз за разом он обещал своей сестре, что вот-вот бросит пить и возобновит учебу. И так оно тянулось годами.

Не только его пьянство было постыдно. Иногда он приводил с собой женщину, обычно какую-нибудь простушку из таких же пьянчужек, как и он. Они прямо-таки увивались за ним, обнимали и целовали его на глазах у всех и объявляли: «Зигмунд – принц, Зигмунд – король!» При виде подобной дамочки мамины глаза становились печальными. Папа был менее чувствителен к странным дядиным выходкам. Он садился и беседовал с ним, иногда целыми часами, о медицине и литературе. Хуго ничего не понимал из этих их разговоров, но любил их слушать. Уже тогда он говорил себе: «Все, что я вижу – сберегу в своем сердце». Уже тогда ему было больно от мысли о том, что жизнь проходит и мертвые не восстанут к жизни.

Похоже, про Хуго забыли, потому что только в десять часов Марьяна появилась в дверях чулана с кружкой молока в руке.

– Как поживает миленький Марьянин кутеночек?

– С ним все в порядке, – подделался он под ее тон.

– Марьяна сейчас приберет в комнате, и сможешь перейти туда. Сегодня утром Марьяна не будет спать. Ей нужно сходить в город за покупками. А ты можешь тихонько там посидеть.

– Спасибо.

– Что это ты за все благодаришь? Марьяна не привыкла к благодарностям. Благодарят только за что-нибудь большое.

За что, к примеру? – хотел спросить он, но промолчал.

Он пил теплое молоко, и с каждым глотком чувствовал, как жажда, мучившая его с момента пробуждения, проходит. Тем временем Марьяна прибрала в комнате, накрасилась, сменила блузку, и когда вернулась к нему, была уже другой: у нее было открытое, озаренное улыбкой лицо довольной женщины.

– Кутенок милый, Марьяна запрет комнату, и если кто-то постучит в дверь, не отзывайся.

Марьянина манера говорить о себе в третьем лице забавляла его. Ему не приходилось слышать, чтобы люди так говорили. Марьяна снова повторила свой наказ: «Если постучат в дверь, не отвечай. Смотри не ошибись, слышишь?

Иногда Марьяна говорит с ним по-немецки, на ломаном языке, немного похожем на детскую речь. Несколько раз его подмывало поправить ее ошибки, но он чувствовал, что Марьяне это не понравится.

Перед уходом она сказала:

– Если проголодаешься, поешь бутерброды, что лежат на тумбочке, они вкусные, – вышла и заперла за собой дверь.

Он остался на месте, и на миг ему показалось, что его предшествующая жизнь переместилась в мир снов и стала далекой и недосягаемой, а действительность состоит теперь из чулана, Марьяниной комнаты и самой Марьяны.

Эта мысль пронзила его, и Хуго одолела острая тоска – а за ней сразу пришла жалость к себе.

А потом он рухнул на пол и расплакался. Рыдал Хуго долго. Плач переполнял его, и он ощущал холодные стены одиночества. Постепенно рыдания перешли в прерывистые подвывания собачки, которую вышвырнули из теплого дома в конуру.

От всего этого плача он уснул на полу и настолько ничего не чувствовал, что даже приход Марьяны его не разбудил. Только когда она тронула его за ногу, он встрепенулся и понял, что спал.

– Мой кутеночек уснул.

– Я спал… – пробормотал он.

– Сейчас принесем тебе горячего супу. А почему бутербродов не поел?

– Я спал, – повторил он, пытаясь полностью пробудиться.

– Кто-нибудь стучал в дверь?

– Я ничего не слышал.

– Спал мой миленький, спал как убитый, – сказала она и расхохоталась.

Тут же сходила и принесла ему суп и две котлеты. Хуго ел, сидя на полу, а Марьяна уселась на кровать и наблюдала за ним.

– Сколько тебе лет, миленький? – спросила она, забыв, как видно, что уже спрашивала.

– Одиннадцать, недавно был мой день рождения.

– Ты выглядишь постарше своих лет.

– Когда мама придет навестить меня? – вырвалось у него.

– На улице евреям очень опасно, лучше посидеть дома.

– А я под защитой, правда? – отчего-то спросил он.

– Ты в доме у Марьяны. Это немножко необычный дом, но ты к нему привыкнешь. Если кто-то спросит, чей ты – отвечай во весь голос: я Марьянин, слышишь?

Это наставление в очередной раз поразило его, но он не открыл рта.

– Я много об этом думала. Тебе нужно подправить твой украинский. Ты очень похож на Марьяну. Большие глаза, как у Марьяны, темно-русые волосы и маленький носик. Если будешь получше говорить по-украински, никто тебя не распознает. Сделаем все постепенно, такие дела второпях не делаются. – Объяснять она ничего не стала.

Марьяна продолжала сидеть на кровати, следя за ним взглядом. Он не понимал, чего еще она в нем ищет. Хуго почувствовал себя неловко, побыстрее закончил еду и отдал тарелку Марьяне.

– Марьяна устала, сейчас она поспит часок-другой, а ты, миленький, возвращайся в свою конурку.

Хуго встал и пошел в чулан. У него тут выработалась понурая походка. Так, понурив голову, идут животные, которых прогнали из дома.