Анна Матвеева - Завидное чувство Веры Стениной

Мама Юлька пыталась облагородить застольные манеры отчима: объясняла, что нужно как бы рисовать ложкой небольшие кружочки на дне чашки с чаем, и тогда ложка не будет греметь, а все вокруг начнут любить Ереваныча ещё пуще прежнего. Ереваныч на это сказал, пусть Юленька сама рисует кружочки сколько хочет, а он предпочитает размешивать сахар в чае так, как привык делать в армии. Разговоров об армии в доме все опасались ввиду их бесконечности, поэтому мама закрыла тему этикета, как закрывала ежедневно по сто раз все крышки на всех унитазах в доме. Никто не мог запомнить, что открытый унитаз — это плохой фэн-шуй, ну а Люда, конечно, делала всё наперекор хозяйке. Если мама и мечтала о чём-то в последние годы, так это о том, чтобы уволить с глаз долой склочную домработницу. К сожалению, Ереваныч не желал расставаться с Людой: она вкусно готовила и гладила рубашки так, как этого не умела делать мама. Ночная кукушка падала с ног от усталости, но никак не могла перекуковать дневную — и в конце концов сложила крылья.

Так вот, Евгений вёл себя за столом так безупречно, что запросто мог быть представлен английской королеве — да хоть сегодня! Он, как заметила Евгения, вообще всё старался делать незаметно — как если бы опасался быть пойманным. Тихая походка, бесшумное обращение со столовыми приборами — по определению громкими! — сдержанная манера речи…

Вот только говорил он очень обидные, несправедливые слова. И Евгения обиделась за книгу, как за живого человека:

— Но ты ещё не дочитал! Там столько всего произойдёт!

— Обычно я даю автору десять страниц, — заявил Евгений. — Этого достаточно.

— Кто ты? — засмеялась Евгения. — Литературный критик?

— Хуже, — ответил Евгений. — Смотри, к нам идёт твоя подружка!

К ним действительно пробиралась между столиками дама в парике — глаза у неё блестели как у человека, который узнал последние новости и рад, что может их сообщить:

— Что же вы тут сидите, молодые люди? Там уже второй автобус отправляют в гостиницу!

Евгений вытер губы салфеткой, улыбнулся Евгении — и галантно выхватил у старушки упакованный багет:

— Я поставлю ваш корабль в гавань. Вперёд, девочки!

В холле гостиницы пахло табаком, одна из картин на стене висела криво, и у девушки-администратора были грязные волосы. На этом минусы отеля заканчивались — комнаты, которые заказала для своих клиентов авиакомпания, были чистыми и свежими, как майское утро в детстве. Евгений и Евгения получили соседние номера, старушку поселили на другом этаже. Открывая дверь своей комнаты, Евгения трепетала от страха — боялась и того, что Хаски войдёт за ней следом, и ещё больше того, что он этого не сделает.

— Вылет обещают в шесть, подъём в четыре, — зевнул Евгений. — Спокойной ночи, Евгения! — И захлопнул дверь своей комнаты, даже не шепнув ничего на ухо мятными губами.

Евгения приказала цветку прийти в себя и сложить лепестки на ночь, как это делают многие растения. Она достала из портфеля-фугу свёрток с деньгами — и развернула его. Евро были на месте, как и письмо в конверте.

Нужно поспать несколько часов, но сначала она примет душ и обязательно вымоет голову. Администраторша отеля с её грязными сосульками никак не выветривалась из памяти.

Евгения разделась, ушла в ванную, потом вспомнила про пятно на джинсах и вернулась. Соль не слишком-то помогла, но если она застирает пятно под краном, к утру всё высохнет. Стоя перед зеркалом ванной, наряженная, как говорят американцы, в birthday’s suit, Евгения намыливала пятно с усердием, как учила тётя Вера. Прополоскала, отжала, встряхнула, повесила на дверь ванной. А потом вдруг глянула в зеркало — и не узнала себя.

Там была совсем другая Евгения. Она и выглядела, и смотрела иначе — как будто внутри знакомого тела жил теперь чужой человек. Этот человек смотрел так дерзко и требовательно, что Евгения растерялась — что ему нужно-то? Европейская часть советовала немедленно пойти спать, надев футболку и трусы. Азиатская бормотала что-то неразборчивое.

Слово «обнажённая» очень смешило маленькую Лару: она считала, что речь идёт о женщине, в которую воткнули ножи. Обнажённые святые на картинах из альбомов тёти Веры как будто специально напрашивались на пытки и мучения, которые устраивали для них одетые персонажи. Странно, что Евгения думает о пытках, глядя на себя в зеркало.

Она провела рукой по своей груди, это было очень приятно. Волоски внизу живота всегда раздражали её, но сегодня вдруг показались красивыми, как ажурное чёрное кружево. Евгения вспомнила руки Хаски — и положила свои пальцы на трепещущие лепестки.

И тут в дверь тихо постучали.

У Евгении была одна особенность — точнее, особенностей у неё было много, как и у любой другой девушки, но именно эта доставляла ей массу проблем самого разнообразного масштаба, от незначительно-бытового до грандиозно-всеобъемлющего. Евгения смущалась любых физиологических потребностей и однажды убежала со свидания только потому, что захотела в туалет. Хотя тот мальчик ей в самом деле нравился. Она стеснялась своей и чужой наготы — и как раз таки поэтому не любила сниматься для каталогов. Вокруг было слишком много раздетых девушек. Голые ноги, попы в трусиках-стрингах (Евгения не могла носить стринги, ей казалось, что между ягодиц застрял кусок туалетной бумаги), блестящие от пота гладкие подмышки — за телами было не видно людей, как обычно не виден лес за деревьями. К тому же на съёмках приходилось пользоваться чужими туалетами — а Евгения была брезглива и каждый раз свивала себе гнездо из туалетной бумаги, и всё это отнимало столько времени и сил!

Мама Юлька считала эти привычки блажью и, как обычно, с гордостью приводила в пример себя:

— Проще надо быть, Евгения! Вот я недавно в Москве еду в такси и вдруг понимаю — забыла дезодорантом намазаться. Достаю дезик и прямо при водителе — чух-чух. Он был, конечно, в шоке, совсем ещё молодой мальчик. Но мне — всё равно. Проще надо быть!

Евгения хотела быть проще, но у неё не получалось. В Шотландии, куда они ездили вместе с Люс прошлой осенью, они жили в настоящем замке, недалеко от Перта. Теперь этот замок переделан в отель, где сохранились старинная мебель, камины, портреты героических мужчин в килтах и, судя по всему, сантехника. Однажды Евгения десять раз пыталась спустить после себя воду в унитазе, но бумага всё никак не уходила — и бедная девушка провела в туалете почти полчаса, ожидая, пока наполнится бачок. Люс давно болтала в баре с шотландскими мальчиками — хейя! А Евгения куковала одна-одинёшенька, гипнотизируя взглядом коварный бачок.