Array Журнал «Наш cовременник» - Наш Современник, 2005 № 01

Стиль самодостаточного писателя — умение говорить с властителями мира на равных. По крайней мере, у писателя больше шансов остаться в энциклопедии и уж особенно в памяти народной, чем у телевизионного ведущего и послушного министра.

«Прошу Вас обратиться к президенту Путину, к господину Патрушеву и господину Устинову и как министр культуры объяснить им… Объясните Вашим товарищам министрам, господин Министр, что я не Жванецкий, что меня будут изучать в школе и университетах рядом с Хлебниковым и Достоевским». Браво! Господин министр теперь узнал, что его обязанность не просто тусоваться и заботиться о канале «Культура» — он, голубчик, отвечает не только за библиотеки и кинотеатры, но и за всю культуру.

8 апреля, понедельник.Вечером немного посидел над «Сказками» и читал переписку Фадеева. Мы, конечно, выпустили грандиозную книгу, здесь не только новый Фадеев, но и новая русская литература. Писатели, даже самого первого ряда, поразительно и грандиозно чего-то все время просят у своего принципала. Огромное впечатление на меня произвело письмо Пастернака:

«…Два года тому назад издательство „Искусство“ заключило со мной договор на выпуск собрания моих шекспировских переводов. Если это возможно, мне хотелось бы, чтобы они их все-таки издали, и 30 тыс(яч) недоплаченных, которые я бы получил при выходе собрания. Сейчас я для Детгиза перевел „Короля Лира“. Может быть, они включили бы его в собрание» (260,1).

Дальше — больше.

«По поводу того же автора в Гослитиздате. У них после ухода Чагина осталась неизданной хроника „Король Генрих Четвертый“. По-моему, это первый раз, что Фальстаф понятен и смешон — спроси Маршака, он однажды слышал отрывки в ВТО. Мне очень бы хотелось, чтобы они издали перевод. Он оплачен и пропадает у них в рукописи. Кроме того, если бы работа оказалась удовлетворительной, не приобрел ли бы Головенченко и не издал ли бы только что сделанного „Короля Лира“?» (260,2).

Я, конечно, очень люблю Пастернака. Но каким он умудряется быть разным! Завтра обязательно эти письма почитаю ребятам. В искусство писателя, видимо, входит и искусство просить.

«У меня нет никаких притязаний на вновь вводимые высшие тарифы. Я не Сельвинский, не Твардовский, не Лозинский и не Маршак. Но в пределе старых расценок, остающихся для большей части членов Союза, мне бы хотелось, выражаясь высоким слогом, видеть плоды своих трудов напечатанными и извлекать из них пользу. Все это, разумеется, если ты считаешь эти пожелания справедливыми и они не противоречат твоим убеждениям» (260,3).

К Пастернаку я еще, видимо, вернусь по мере пролистывания книжки.

Доблестные писатели самого первого ряда отчаянно славят«Молодую гвардию». Конечно, в этом есть некоторая магия времени, но большим писателям ясно, что не все главы там написаны одинаково равноценно. Масса и скучнятины, и вещей служебных. Ну, и опятьПастернак, Сталин уже умер. Но ничего не предвещает изменения в режиме и в положении Фадеева.

Впрочем, писатели — существа странные, это талантливейшие самопровокаторы. Они, как актеры, возбуждают к себе любовь, перед тем как выйти на сцену, чтобы провести сцену с Офелией.

«Дорогой Саша!

Когда я прочел в „Правде“ твою статью „О гуманизме Сталина“, мне захотелось написать тебе. Мне подумалось, что облегчение от чувств, теснящихся во мне всю последнюю неделю, я мог бы найти в письме к тебе.

Как поразительна была сломившая все границы очевидность этого величия и его необозримость! Это тело в гробу с такими исполненными мысли и впервые отдыхающими руками вдруг покинуло рамки отдельного явления и заняло место какого-то как бы олицетворенного начала, широчайшей общности, рядом с могуществом смерти и музыки, могуществом подытожившего себя века и могуществом пришедшего ко гробу народа». (284,1).

Я приведу ребятам в качестве примера и письмо писателя М. Ильина от ноября 53 г.

Что на самом деле думает писатель? Но чтобы он ни думал, даже сравнивать, даже просить надо, не выходя из пространства культур и здравого смысла. Ильин читает «Молодую гвардию», но перед этим он, видите ли, прочитал «Пармскую обитель», в том числе прочитал и знаменитые первые главы о битве при Ватерлоо. Ну что же, главы действительно знамениты, и, возможно, что им мы обязаны поразительным батализмом Толстого. Об этом я еще писал в одной из своих курсовых работ. Может быть, поэтому хорошо знаю роман и его героев.

«И вот, читая Вашу книгу, я невольно сопоставил с Фабрицио дель Донго Сережу Тюленина, которого тоже не хотели принимать всерьез, которого тоже не хотели брать в солдаты и который все-таки сумел добыть стоящую винтовку и принять участие в настоящем бою.

У Стендаля реализм — обескрыленный, свалившаяся в грязь романтика.

У Вас — реализм, обретающий крылья в романтике героической борьбы. Две разные эпохи: эпоха падения у Стендаля, эпоха взлета у Вас. И в этом, вероятно, одна из причин того подъема, с которым написана Ваша книга» (287–288).

16 апреля, вторник.Наконец-то я понял, как извлекаются проценты роста российского товарооборота. Утром в 9.00 я ходил в ведомство Грефа по поводу реконструкции здания. В свою очередь, в этом огромном доме, занимающем целый квартал за кинотеатром «Москва», идет перестройка. До нужного мне отдела добирался через двор, на котором кипит стройка. В основном здесь турецкие рабочие. Это показательно: мы все время говорим о поддержке российского предпринимателя, а ведомство главного экономиста страны строят чужие рабочие. Так вот, во время длинного перехода через двор у меня мелькнула такая лукавая мысль: готовя очередную победную справку для президента, Греф выглядывает в окно и обозревает стройку во дворе: как там идут дела? И вот если он видит, что по двору ходят десять рабочих и два подъемных крана поднимают грузы, значит, 10 % прироста, а если рабочих семь или девять, а кран лишь один, то 8 %.

1 мая, среда.В шесть утра поставил градусник, температура 36,1, но слабость, и все плывет. Не вставая с постели, принялся читать конкурсные рукописи. Очень много девочек, и с первой же рукописи мне не повезло. Утром все время по телевизору ждал парад или демонстрацию, а потом вспомнил, что время поменялось, и сегодня празднуют праздник огородной необходимости. Парад состоится лишь девятого мая. Уже объявили, что не будет ни ветеранов, ни техники. Вместо парада по телевизору показали «Весну на Заречной улице» Хуциева. Вот тебе и соцреализм! С какой убедительностью фильм показывает ясность народной жизни, надежды, которые жили в обществе. Это все очень отчетливо видно. Сколько тонкости подмечено в характере рабочих парней и девушек, сколько русского. Производственная тема, но фильм этот еще и предупреждал о чем-то грядущем. О том, что впереди — царство вещей.