Елена Макарова - Фридл

Надо ль с судьбой препираться? Пред пашней смерти,

Вспаханной ангелами и разровненной граблями Бога,

Благоговеем. В жизни еще хорошего много!»

А после? Мост Чинват, где мир живых соединяется с миром мертвых.

Давным-давно, но еще в этой жизни, впечатлившись зороастрийским мифом, я сочинила сумбурную пьесу про бредущую и покоящуюся Руттут. Где-то она валяется. Помню лишь это: Ты привязываешь канат к камню и бросаешь его на другой берег. …Ты строишь мост и, найдя на другом берегу меня, приходишь к самой себе.

Жизнь – это привычка. Трудно от нее отвыкать. Потому и существует старость, которая превращает жизнь в обузу. И тяжело расставаться не с жизнью, а с привычкой жить. Утешает ли то, что не ты один, а целый народ должен отказаться от этой привычки?

Евреи – это не все человечество, – говорит Павел с раздражением. Я не даю ему спать, заражаю ночным беспокойством.

А может, всему виной инженер, с которым он проводит на чердаке долгие вечера? Ходят слухи, что в Терезине на какой-то крыше установлен радиоприемник. Во всяком случае, я слышала страшные новости, которые якобы заносятся сюда таким путем.

Павел молчит. Он никогда ничего от меня не скрывал и уж точно никогда мне не лгал. Может, он замышляет побег? Или они с инженером готовят восстание?

Восстание?! Да ты что! Здесь каждый думает о себе. Или о своих близких. Никто не станет рисковать. Бессмысленные разговоры.

Яркий свет. Белые алебастровые тела стоят прижавшись друг к другу. Двери герметически закрываются. Горящие глаза застывают в стране мертвых.

Который час?

Спи, еще рано.

Нет, уже поздно!!!!!!!!!

В грязи и болотной жиже валяются тела, алебастровая белизна смешана с кровью и нечистотами, кто-то в черном вырывает жемчужные зубы изо ртов, прямо с мясом… из тонких ноздрей текут ручейки крови… Тела багровеют, синеют, сереют…

Павел изо всех сил прижимает меня к себе. Нет, я не алебастровая!

Свет. Но не тот, яркий. Павел поит меня горячим чаем из термоса, гладит по голове: Ты очень устала, моя Фридл…

Все так бессмысленно…

Видимо, смысл находится там, где нас нет.

Или мы ищем его там, где ему быть не положено?

Цепляемся за все, что напоминает нам о присутствии смысла…

Мальчик с копной кучерявых волос стоит у раскрытой двери. Это Густав Цвейг, сын знаменитого врача-психиатра, который работает с Трудой.

Вот, закончил коллаж, посмотрите, пожалуйста, все ли тут в порядке.

Пол выложен ромбиками, окно на месте, стол на месте, только люди почему-то безголовые. Одни туловища.

Не успел?

Пусть так останется.

Почему?

Да потому что у взрослых нет голов на плечах! Посудите сами, вчера я пошел в библиотеку, и мне там сказали – подрасти сначала, пошел в другую, сказали, что я слишком взрослый… А еще в одной сказали, чтобы я пришел с отцом. Я впал в негодование и написал об этом безобразии рассказ.

Я провожаю Густава до дома. Такого независмого ребенка не возьмешь за ручку, а хотелось бы. К тому же руки у него заняты. В одной – безголовый коллаж, другой он жестикулирует.

Хотел посмотреть в энциклопедии про землетрясения, – провал с бибилиотекой не дает Густаву покоя. – С давних пор людей волновали землетрясения, и они пытались разгадать причину. Великий ученый Сенека…

Ты читал Сенеку?

Да. Но не все. Только то, что касается землетрясений. Так вот, он пришел к выводу, что землетрясения происходят от скопления газов в полостях земной коры.

Ты боишься землетрясений?

Я? Нисколько. А Сенека вообще ничего не боится, даже смерти! Так вот, он догадался, что есть места, где земная кора вздута сильней, и он начал их исследовать… Это самое интересное!

И он нашел причину?

Он-то ее нашел, но я забыл, в чем именно она состоит! Поэтому и пошел за энциклопедией. Дома я читал ее и помню оттуда всякие интересные детали…

Какие же?

Например, про гигантскую черепаху. Индейцы Северной Америки во всем винили именно ее. Беснуется на дне моря и вызывает землетрясения. Чушь! Даже древние китайцы в это не верили.

Откуда ты знаешь?

Да они же изобрели прибор, регистрирующий землетрясения!

Пожалуй, ты поступил правильно, изобразив взрослых безголовыми. Представь себе, я никогда в жизни не задумывалась о причинах землетрясений.

Густав посмотрел на меня с глубоким сочувствием.

Неужели вас интересует одно рисование? Если вас не интересуют землетрясения, может, вас интересуют самолеты? Вы когда-нибудь летали?

Нет. Выше железной дороги я не поднялась.

А мы летали с папой в Венецию… Но я тогда был совсем маленьким и проспал весь полет… Вы знаете, кто изобрел летательный аппарат с медными крыльями? Чешский крестьянин по прозвищу Кудличка. Он с детства мечтал летать и полетел. Приделал к телу несколько мехов с газом метаном, который, как известно, легче воздуха…

Погоди, давай закончим про землетрясения. Ты говорил, что китайцы придумали какой-то прибор.

Видите, все-таки вас это волнует больше самолетов… Прибор очень простой. Каменный столб, укрепленный в земле. На его верхушке несколько драконьих голов, а на земле вокруг столба – жабы с открытыми пастями. К столбу приделан маятник.

И ты считаешь это простым устройством?

Делали его, наверное, не один год… Обычные маятники висят, как вы знаете, свободно. А этот маятник одним своим концом был прикреплен к верхушке столба, а вторым упирался в землю. Как только в недрах земли начиналась тряска, маятник на это реагировал, и та драконья голова, которая находилась ближе всего к верхушке маятника, падала прямо к жабе в пасть…

Как ты такое запомнил? И во всех подробностях…

А вы смогли бы нарисовать столб с маятником, драконами и лягушками? Я бы этот рисунок в журнал перекопировал.

Попробую.

А я тогда головы к туловищам приклею.

В центральной библиотеке гетто за стойкой никого не было, зато в читальном зале сидел сам Максимилиан Адлер. Видимо, профессор готовился к лекции. Потрепанный томик Марка Аврелия пестрил закладками.

Госпожа Брандейсова! Какими судьбами?

Я объяснила, что ищу книгу Сенеки о землетрясениях.

Нам ли землетрясений страшиться, – усмехнулся профессор и постучал по столу указательным пальцем. – Послушайте, что пишет Аврелий:

«Живи безропотно в ничем не омрачаемом веселии духа…»

Сколько книг я прочла в Гронове и, как вижу теперь, все не те.

Данный арсенал литературы, – указал профессор на ряды высоких полок, уходящих в далекую перспективу, – поможет восполнить пробелы. Подождите меня здесь.

С этими словами профессор удалился.

Дядя Макс – так зовут его ребята из «Еднички». Они знают его по Праге. Когда запретили учиться в школе, дядя Макс занимался с ними на дому, даже принимал экзамены. Здесь он иногда читает им лекции.