Миа Марч - В поисках Колина Фёрта

— О, я не верю в подобную чепуху, — пренебрежительно отмахнулась та. — Пироги не принесут тебе любви и не излечат от рака. Я тебя умоляю.

— Что ж, но на вкус они точно хороши, — засмеялась Вероника.

— Знаю. Я ела здесь ваш пирог, — без улыбки ответила мать Пенелопы. — Кофе, пожалуйста.

Вероника налила им кофе и приняла заказы. Пенелопа попросила фруктовую тарелку. Заказ ее матери был самым хлопотным из тех, что Вероника когда-либо имела неудовольствие записать в своем блокноте. Два яйца — одно глазуньей, зажаренной с обеих сторон, другое — обычной глазуньей. Ржаной тост, чуть-чуть обжаренный, но еще теплый, намазанный растопленным сливочным маслом. Картофель по-домашнему, но без поджаренных ломтиков, что Вероника любила больше всего — когда лук и картошка покрываются легкой корочкой.

Сталкиваясь с такими людьми, как Пенелопа или Баффлмен — особенно в один день и в одно время, — Вероника ощущала порой укол старого стыда. Конечно, не сравнить с тем временем, когда ей было шестнадцать, она только что узнала о беременности, и люди таращились на нее, словно на ее шее висела табличка. Просто отголосок прошлого, заставлявший ее чувствовать себя… неуютно. Как будто ее жизнь могла сложиться совсем иначе, если бы ей не сделали ребенка. Наверное, она была бы замужем. Имела двоих детей. И разобралась бы, чего хочет от жизни. Гораздо раньше обнаружила бы свой кулинарный талант, потому что пекла бы своим детям пироги для школьных распродаж. Может быть. А может, и нет. Кто, черт возьми, знает?

Она посмотрела в сторону стойки, где обычно сидел офицер Ник Демарко, когда частенько заглядывал сюда. Но только не сегодня утром. Очень жаль, что его не было здесь вчера, тогда она напустила бы его на этого зануду и пьяницу Хью Фледжа, без конца приглашавшего ее на свидание. По школе, Ника она почти не помнила, но знала его в лицо, знала, что он из компании Тимоти. Каждый раз при взгляде на него ей казалось, будто он видит ее насквозь, знает о ней всякие вещи, не соответствующие действительности. Это чувство Вероника ненавидела, и поэтому избегала Ника всякий раз, когда видела в закусочной или в городе. Но завтра вечером на занятиях избежать его не удастся. Придется быть отменно вежливой еще и из-за его дочери.

В такие моменты Вероника задумывалась, а не было ли ошибкой возвращение в Бутбей-Харбор? Сумеет ли она когда-нибудь по-настоящему здесь прижиться и не бояться своего прошлого? Даже спустя год она не чувствовала себя в Бутбей-Харборе снова дома. И хотя у нее появилось несколько подруг, например Шелли, как раз сейчас объяснявшая у девятнадцатого столика разницу между омлетом по-западному и омлетом по-деревенски, и множество знакомых, особенно среди ее клиентов, которые, похоже, полагались на нее, словно на какую-то прорицательницу, Вероника… тосковала. Тосковала по чему-то, чего и сама не могла определить. По любви? По большой компании близких подруг, которой никогда не имела, за исключением семи месяцев пребывания в «Доме надежды»? Она только знала, что ей чего-то не хватает.

«Люди будут появляться в твоей жизни и уходить из нее по всевозможным разумным и безумным причинам, — говорила ее бабушка в своей грубоватой, откровенной манере. — Поэтому тебе придется самой быть себе лучшей подругой, знать, кто ты такая, и никогда не позволять никому называть тебя кем-то, кем ты точно не являешься».

Веронике было тринадцать, когда бабушка сказала ей всё это в связи с заявлением одной девочки, переставшей с ней дружить, поскольку ее мать считала, что Вероника выглядит «слишком взрослой». Уже в восьмом классе она носила бюстгальтер третьего размера, и, как бы строго ни одевалась, мальчишки так и вились вокруг нее. В девятом классе девочки, включая Пенелопу, начали сплетничать, что Вероника «спит со всеми подряд», а она даже ни разу не целовалась с парнем французским поцелуем. Несколько мальчиков, приглашавших ее на свидания, сочиняли потом, как далеко зашли, и Вероника разрывала отношения с ними. К шестнадцати годам, когда она начала встречаться с Тимоти Макинтошем, у нее была дурная репутация, хотя ни один парень даже бюстгальтера ее не видел. Тимоти верил ей, говорил, что она красивая и интересная, и никогда не обсуждал ее со своими друзьями. Девочки всегда ее сторонились, поэтому Тимоти стал ее первым настоящим лучшим другом. Пока холодным апрельским утром она не сказала ему, что беременна.

Вспомнив тот день, Вероника почувствовала новый укол боли в груди. Может, ей всегда будет больно от этого, даже через тридцать лет с настоящего момента. «Перестань думать о нем», — приказала она себе, громко диктуя в открытое окошко кухни заказ Пенелопы Вон Блан и ее матери, от которого повар Джо демонстративно закатил глаза. Она сожалела, что не может прекратить это. Но в первые несколько недель по возвращении в Бутбей-Харбор случайно видела Тимоти в супермаркете, и с тех пор воспоминания не давали ей спать по ночам. Она была настолько поражена, заметив его, что спряталась, метнувшись за стеллаж с бананами. Сначала Вероника засомневалась, он ли это, но потом услышала, как он смеется в ответ на слова своей спутницы. Вероника успела рассмотреть только ее аккуратную стрижку и изумительную фигуру. Тимоти обнял женщину, и Вероника узнала этот профиль, строгий, прямой римский нос. У нее перехватило дыхание. Это случилось так неожиданно. Она не думала, что он живет здесь; Вероника поискала его в справочниках, чтобы знать, не столкнется ли с ним в городе, но ничего не нашла, и ни до этого, ни после его не видела. Вероятно, он навещал родных.

— О боже мой, — произнесла Шелли, взяв с обслуживаемого ею столика оставленное воскресное приложение к местной газете.

— Что, Шел? — спросила, подходя, Вероника.

Шелли, миниатюрная рыжеволосая женщина, приближавшаяся, как и Вероника, к сорокалетнему возрасту, с желтовато-ореховыми, словно у кошки, глазами, не сводила глаз с газетной страницы.

— Вот, — указала она на центральную часть раздела «Жизнь и люди».

Один взгляд на первую полосу, и Вероника вслед за Шелли повторила:

— О боже мой.

Фотография Колина Фёрта, совершенно неотразимого в смокинге, рядом с коротенькой заметкой, что для съемок части сцен новой драматической комедии с участием Колина Фёрта съемочная группа разместила оборудование в Бутбей-Харборе, возле Лягушачьего болота. Под статьей было помещено объявление, приглашающее статистов.

Для участия в съемках большого кинофильма требуются статисты из числа местных жителей. Обращаться на площадку у Лягушачьего болота с 4 до 6 только в понедельник и вторник. Необходимо резюме и две скрепленные фотографии — в полный рост и лицо, с указанием имени, телефона, роста, веса и размера одежды, написанных на обороте несмываемым маркером.