Миа Марч - В поисках Колина Фёрта

Она рассказала, что два дня в основном сидела, и только вчера начали снимать сцену на лугу.

— Моя задача — пройти мимо, посмотрев одновременно на часы, и я чуть все не запорола.

Упоминать о тыканье пальцем нужды не было. Вероника рада была покончить с тяжелыми разговорами и воспоминаниями.

— Что ж, тогда давай отпразднуем твою новую работу просмотром «Одинокого мужчины». Я его не видел.

И спустя четверть часа они сидели в гостиной, глядя на вступительные титры. На столе перед ними стояло блюдо с ежевичным пирогом, две чашки кофе. Если бы несколько недель назад кто-то сказал ей, что в один из вечеров в конце июня она встретится с дочерью, в мельчайших подробностях поведает Нику Демарко свою историю, затем будет смотреть фильм вместе с ним — его рука вытянута вдоль спинки дивана, пальцы касаются ее плеча, — она бы рассмеялась. Однако — сидят.

— Безумно вкусный пирог, — произнес Ник, орудуя вилкой. — Это какой-то твой особый?

— Обычный старый пирог «Счастье».

— В счастье нет ничего обычного или старого.

Она улыбнулась Нику, у нее камень с души свалился — почему, она и сама не знала. Знала только, что не хочет, чтобы он уходил из этой комнаты. В смысле, пока не трогает ее и не пытается поцеловать. По крайней мере, сейчас.

Утренний свет, лившийся сквозь прозрачные оконные занавески в комнате Джеммы в «Трех капитанах», разбудил ее, и она с удивлением увидела рядом в постели Алекса. Целая неделя вдали от него, и Джемма уже привыкла занимать центр кровати и безраздельно владеть одеялом. Она привыкла, что Алекса нет рядом. И в последнее время его отсутствие, увы, было ей приятно. Но вид загорелой спины мужа, густых завитков рыжеватых волос за ухом по-прежнему оставался привычным и успокаивающим для Джеммы.

Весь вечер они спорили и ни к чему не пришли. Сходили поужинать в китайский ресторан, поскольку Джемме страшно захотелось курицы в кунжуте и жареных клецок, и она выложила мужу свой план. Она найдет прекрасную новую работу журналиста, несмотря на беременность. Будет трудиться до последней минуты, потом возьмет отпуск по беременности и родам. Во время отпуска они отыщут заботливую няню с безупречными рекомендациями, затем Джемма в срок выйдет на работу. Они с мужем по очереди будут отпрашиваться, если ребенок заболеет или для визита к педиатру. Они вдвоем станут брать отгулы для посещения школьных собраний, концертов и различных праздничных мероприятий. Она ни при каких условиях не превратится в Кэтлин Ауэрмен, добавила про себя Джемма.

— Абсолютно исключено, — заявил Алекс после долгого, тяжелого взгляда.

— Однако мой план в точности совпадает с тем, что планируешь делать ты, не так ли? Разве что в отпуск по беременности и родам не пойдешь — тебе не нужно, верно? И няней буду я, да? Это я буду сидеть дома с ребенком. Я буду возить его по врачам.

— Бога ради, Джемма, да не няней ты будешь. Ты будешь матерью. Уясни наконец.

— Но твоя жизнь совсем не меняется.

— Нет, меняется. Я один буду отвечать за материальное обеспечение нашей семьи. Я буду отцом. Вся моя жизнь изменится. Как ты смеешь это отрицать?

— Ты не отказываешься ни от чего, чего хочешь ты. Почему ты этого не видишь?

— Джемма, от чего отказываешься ты? Работы у тебя нет. Нельзя представить более подходящего момента.

Она знала, что именно это он и скажет.

— Значит, если бы мы поменялись местами, — спросила она, — если бы это ты потерял работу, то рад был бы сидеть дома с ребенком, стать домашним отцом, вся твоя жизнь вращалась бы вокруг младенца, а не вокруг преследования преступников, торжества справедливости, влияния на мир?

— Джемма, ты беременна. У тебя нет работы. Ты разослала кучу резюме и в ответ — ни одного звонка. Ты полагаешь, будто легко получишь работу своей мечты, поведав на собеседовании, что беременна?

— Можем мы просто поесть? — Она вонзила вилку в клецку и удивилась, что не утратила аппетит.

— Джем, я тебя люблю. У нас будет ребенок. Неужели ты совсем этому не рада? У нас будет ребенок!

Джемма положила вилку, на глазах выступили слезы.

— Я все равно окажусь плохой матерью, — прошептала она. — У меня нет материнской жилки.

Алекс взял ее ладони в свои.

— Есть. Ты невероятно любящая, добрая и великодушная. У тебя огромное сердце, Джем. Из тебя получится прекрасная мать.

— Не знаю, откуда ты черпаешь эту веру, — проговорила она, как обычно, ободренная его отношением. — Ты правда думаешь, что я буду хорошей матерью?

— Ты будешь прекрасной матерью. В этом нет сомнений.

Сейчас воспоминание об облегчении, принесенном этими словами, уверенность в его голосе заставили Джемму повернуться к мужу, прижаться щекой к его теплому плечу. Интересно, а вдруг он прав, и она сумеет развить материнский инстинкт? Может, как только ты рожаешь ребенка, вступают в дело гормоны и биологические импульсы? Ребенка своего любить она будет, уж в этом-то Джемма не сомневалась. Вероятно, любовь составляет три четверти успеха, является большой мотивацией.

Алекс повернулся к ней, и поток солнечного света заиграл в его волосах.

— Как ты себя чувствуешь, Джемма?

— Вообще-то, очень хорошо. Мне просто не терпится приступить к выполнению сегодняшних планов. У меня назначено три интервью. Одно с девочкой-подростком, которая отдает своего ребенка на усыновление, и два — с жительницами Бутбей-Харбора, имеющими твердое мнение о «Доме надежды» и о влиянии, которое он, на их взгляд, оказывает на город. Одна из них считает, что дом для беременных подростков поощряет девочек беременеть, дает ложное чувство защищенности. Другая же уверена, что такой центр должен быть в каждом округе штата.

Джемма надеялась встретиться хотя бы с одной из бывших подопечных «Дома», живших там в шестидесятых или семидесятых, и Полина пыталась договориться о такой беседе.

— Вижу, что мой репортер уже на низком старте, — сказал Алекс. — Но я имел в виду твое физическое состояние. Ты ничего не хочешь рассказать о своей беременности? Как ты себя ощущаешь в этом качестве? По-твоему, это мальчик или девочка? О каких именах ты думала? Ведь у тебя была целая неделя, а?

— Эту неделю я провела, привыкая к беременности. Об именах я как-то не задумывалась.

Он приподнялся, опираясь на локоть.

— Я думаю, Александр-младший, если это мальчик. Джемма-младшая, если девочка.

Она подняла бровь.

— Правда? Джемма-младшая?

Алекс провел пальцем по ее щеке.

— Мне бы очень понравилась крошка Джемма. С твоим красивым лицом и хлестким умом.

Джемма едва не расплакалась.

— Почему ты так сильно меня любишь, Алекс?

— Потому что люблю. И мы все это уладим. Как-нибудь.