Фиона Макфарлейн - Ночной гость

Пока небо не потемнело, в доме не заметно было признаков жизни. Потом зажглось одно окно, за ним другое, так что одна половина тела Рут лежала в тени, а другая – в желтом прямоугольнике света. Чья рука зажгла эти лампы? Рут не знала. Разумеется, рука Фриды, но возможно, Гарри или ее собственная. До сих пор она никогда не испытывала головокружения лежа. Ей показалось, что из дома донесся мужской голос, но это мог быть и телевизор. Кошки вертелись поблизости, выпрашивая ужин, но Рут не захотела присоединиться к их хору. Она ни за что не закричит. Она снова поднялась и теперь ползла вперед на локтях, таща ноги за собой, пока не оказалась у дома. Цепляясь за стену, она села у задней двери и, прислонившись к ней головой, перевела дух.

В саду было тихо. Он был таким далеким от всего. Казалось, вечер медлит и неохотно пускает темноту. Рут, опершись о стену, думала о том, что Фрида ждет ее в доме, но в то же время Рут была внутри, в своем кресле, вместе с Фридой, и та заботилась о ней. Она была и в доме, и в саду, она была без Фриды, но вместе с ней, она была голодна. Кошки снова принялись мяукать – какой шум могли поднять эти крохотные создания, – и наконец кто-то распахнул дверь и молча встал над Рут. Она видела только свет. Чьи-то руки попытались ее поднять, но она оказала сопротивление. Она вырывалась, цепляясь за траву, и в конце концов руки сдались. Дверь закрылась. Кто-то расхаживал по кухне, кормил кошек, напевал и готовил сосиски. От жирного запаха сосисок в голове у Рут прояснилось. Она вдруг вспомнила, что коробка досталась ей не от отца. Это коробка Гарри, она досталась им от его семьи, с Соломоновых островов, и Рут не имела к ней никакого отношения. Как можно было об этом забыть?

Если коробка не принадлежала ее отцу, а двери не были заперты, тогда, быть может, Сува не столица Фиджи? И разве это так важно? От Фиджи почти не осталось никаких воспоминаний. Только ощущение, которое, вероятно, есть у каждого, что ее детство было в определенном смысле необыкновенным. Но она действительно была на королевском балу. Рут видела маленькую фигурку – королеву на балу. Странно было наблюдать за тем, как королева стареет. Поэтому Рут казалось, что сама она совершенно не меняется. Но, конечно, они обе менялись. Как и следовало ожидать, у них прибавилось ответственности, это неизбежно. Рут размышляла над тем, должна ли королева помогать тебе замечать течение времени: каждый год ты видишь ее профиль на обратной стороне монет, который с возрастом становится мягче, но вместе с тем из-за нее ты вообще теряешь чувство времени в том смысле, что королева на своем далеком троне представляется чем-то неизменным и застывшим. Ее ночное появление на балу, на другой стороне планеты, было совершенно неправдоподобным. Но что-то было в том, что в один из дней 1953 года они одновременно оказались в одном и том же месте. Поэтому Рут почувствовала себя уязвленной, когда Филип завел речь о том, что королева вовсе не нужна, что она анахронизм, когда же Рут возразила ему, указав на достоинство и терпение королевы, Джеффри, как всегда, поспешил сказать: «Мы ничего не имеем против нее лично, ма». – «Верно, – согласился Филип, – я уверен, что она соль земли».

Но разве соль не убивает растения? Разве засоленные поля не бесплодны? Кто тогда захочет быть солью земли? И разве соль не приходит с моря? Выходит, соль земли – это песок. А Фрида ненавидит песок. Рут казалось, что, проснувшись однажды утром, она обнаружит, что Фрида смела весь песок в море. Она представляла себе ее с большой метлой, сметающей песок, и мысленно видела послушные волны, которые принимали все, что она в них бросала. Оголившийся пляж опустеет: камни и ископаемые, нескромные кости динозавров, огромных окаменелых морских чудовищ, пепелища древних пожаров. После Фриды все станет чистым, белым и мертвым. Она все промоет своим эвкалиптовым раствором и лишь тогда почувствует себя счастливой. Рут не могла сказать, хочет ли она, чтобы Фрида была счастливой. Раньше, еще совсем недавно, у нее было собственное мнение. Фрида, Фрида, Царица Савская, Королева. И там же, при королеве, исполнявшей свои обязанности, был Ричард, целующий Рут, но все время любивший другую. Мысль об этом – о Ричарде, любящем другую, любящем ее или, возможно, их обеих, или, возможно, это было одно и то же – утомила ее больше, чем подъем на дюну. Эта мысль превратилась в дерево можжевельника, внучек пиратов и в похороны, в то время как она, Рут, даже не была уверена, что ей удастся снова подняться на ноги.

Сзади раздался шум, скрипнула дверь, и чьи-то руки унесли Рут из сада. Она слишком ослабла и не могла сопротивляться. Никто не сказал ни слова, но двери открылись и закрылись, а потом она лежала в своей постели. Она выпила воды и проглотила несколько таблеток. После этого ее никто не беспокоил. Рут все лежала и лежала, она проголодалась и забеспокоилась, но так как к ней никто не подошел, она заснула. Утром спина не болела, и солнце приглашало погулять по травке. Рут почувствовала, что в доме не спит она одна: ни мужей, ни мальчиков – никого. Она скатилась с кровати и нашла свою сумку в кабинете Гарри. Кошелек лежал внутри. Рут понимала, что почему-то надо действовать быстро и бесшумно. Когда она закрыла за собой наружную дверь, та тихо скрипнула.

Трава на тенистой аллее была такой высокой! Это сулило хороший урожай. Этим путем по утрам ходил Гарри, сначала по подъездной дорожке, потом по дороге, поэтому Рут направилась к дороге и посмотрела вниз. Она с удивлением заметила людей на автобусной остановке. Они столпились вокруг, как будто там что-то случилось. Рут осторожно начала спускаться с холма. Внизу широко раскинулось море, которое стало еще красивее из-за тянувшейся вдоль берега дороги. Из-за стеклянного блеска водной глади морю не хватало цвета, но ближе к берегу оно становилось зеленым. Рут вспомнила, как объясняла детям, что блеск воды был отражением тысяч и тысяч солнц от волн, плескавшихся под разными углами; каждый отблеск был повторением солнца. Ей надо чаще сюда приходить.

Как оказалось, люди, стоявшие на остановке, собрались здесь не потому, что что-то случилось, а в ожидании автобуса. Они пришли с пляжа, небо над морем обещало дождь. Мысль о дожде огорчила Рут, но она чувствовала себя на редкость умиротворенно, оставив позади перипетии своей жизни и чувствуя себя причастной к счастливым судьбам окружавших ее людей, как будто все они стояли в очередь к вратам в Царство Божье. Приехал автобус. Она замешкалась с мелочью, но ей помогли. Водитель выбрал монетки с ее ладони, как птица, склевывающая червяков. Вежливый молодой человек уступил ей место. Она, расчувствовавшись, села, ощущая любовь и заботу, и стала наблюдать за тем, как молодой человек, лишившийся места, проходит вглубь автобуса. В заднем стекле, как на картине, появилась крепкая женщина, спускавшаяся с холма. Над морем нависли серые облака. Заднее стекло начало удаляться от женщины. «Ах, она не успеет!» – воскликнула Рут, хотя не испытала никакого сожаления. Мужчина, сидевший через проход, скептически посмотрел на нее, и Рут улыбнулась. Когда Фрида подбежала к остановке, автобус уже взобрался на вершину следующего холма.