Радика Джа - Исповедь гейши

— У вас идеальная фигура для кимоно, — наконец произнес он.

Слегка удивившись, я краешком глаза взглянула в зеркало. Неужели это правда?

— Не верите? Сейчас я вам докажу.

Подойдя ко мне с рулоном синей материи, он привычным движением накинул мне ее на плечи. Ткань заструилась, падая к моим ногам. На ней тоже были волны, но совсем не такие, как на оби. Вышитые белым, серым и золотым шелком, они, казалось, вздымаются над морем, словно гарцующие кони. У меня перехватило дыхание — ткань жила. Хозяин принес алое оби и приложил его к густо-синей материи.

— Уникальный рисунок для интересной женщины.

Я посмотрела на свое отражение в зеркале. Оттененная алым оби, ткань мерцала таинственной синевой, словно морская вода на большой глубине. Синий шелк мягко облегал мою грудь, немного скрадывая ее величину. Чуть ниже ткань ниспадала волнами, словно несущими к берегу свои белые гребешки. Я подняла руки, и волны на рукавах пришли в движение. Невозможно передать словами, что я почувствовала в этот момент. Такого со мной еще не было и вряд ли когда-нибудь случится. Я словно обрела родной дом, не тот, где я жила, а волшебное тайное жилище, скрытое в глубинах моей души. Шелк ниспадал мне на руки, делая их длиннее и изящнее. Внезапно я вспомнила пару, которую видела в театре Кабуки, и тот грациозный жест, которым женщина открывала бенто. Теперь я могла опустить руки с таким же изяществом.

— Эта ткань создана для вас, — тихо сказал хозяин «Этигоя», подходя ко мне. Наши глаза встретились в зеркале, и я сразу поверила в его искренность.

Дальше все было просто. Вынув из сумочки кредитку, я протянула ее продавцу. А затем подписала маленький голубой чек на сумму 787 000 иен. Тут все стали меня поздравлять, словно я выиграла в лотерею, а я чувствовала себя победительницей. Танабе-сан упросила хозяина исполнить наш заказ за три недели и даже предложила забрать их и хранить у себя, пока не наступит торжественная дата.

Ну, что вам сказать про этот обед? Я плохо помню ресторан, не говоря уже о еде. Ни одно из блюд не произвело на меня особого впечатления. Единственное, что сохранилось в памяти, — это бремя нового долга и резкий запах лака на моих высоко поднятых волосах. И еще наряды других дам. Госпожа Окада была в серебряном кимоно с веерами. Красно-коричневое парчовое оби со сложным геометрическим рисунком украшала дорогая рубиновая брошь. Госпожа Кобаяси надела бледно-фисташковое кимоно с летящим журавлем и оби из золотой парчи. Когда мы вошли, они уже сидели за столом, но тотчас же вскочили и стали приветствовать нас так восторженно, словно мы не виделись по крайней мере год. Зал наполнили женщины, и все они поглядывали на мое кимоно. Но их взгляды не доставили мне удовольствия. (Там был и мужчина, но он сидел в уголке один, погруженный в чтение.) К нам подошел метрдотель в элегантном черном костюме и, словно учитель на экзамене, раздал меню. Посмотрев на цены, я судорожно потянулась за стаканом с водой.

— Мы будем заказывать вино? — спросила госпожа Окада.

— Ну, конечно. Я очень люблю вино, — сказала Танабе-сан. — В прошлом году я ездила с мужем в Австрию на конференцию, и мы отвели там душу — вино у них совсем дешевое.

— Значит, я заказываю белое? — спросила госпожа Окада.

— Я предпочитаю красное, — проронила Танабе-сан.

— Красное слишком терпкое. И потом в Австрии ведь пьют белое, — с легкой обидой произнесла госпожа Окада.

— А почему бы нам не заказать оба? — предложила госпожа Кобаяси, выступив в качестве миротворца.

— Это слишком много, мы можем опьянеть, — поспешно вставила я, представив себе счет.

— Давайте закажем по бокалу того и другого, — нашла выход госпожа Кобаяси.

В конце концов мы заказали бутылку белого, чтобы угодить госпоже Окада, и по бокалу красного к мясу.

Обсуждая каждое блюдо, дамы рассказывали о своих прежних походах в дорогие японские и европейские рестораны, подробно описывая, что они там ели. Я с восхищением слушала их. Танабе-сан успела объехать полмира, но больше всего ей понравилось в Германии и Австрии. Госпожа Окада дважды в год ездила во Францию. Госпожа Кобаяси предпочитала рестораны Идзу. Когда очередь дошла до меня, я скромно сообщила, что ходила на курсы французской кухни и была поражена, сколько масла и сливок поглощают французы. Все рассмеялись, чувствуя свое превосходство, и разговор естественным образом перешел на старую как мир тему здоровья и лишнего веса. Вспомнив о магазине кимоно, я лихорадочно перебирала в мозгу альтернативные варианты, дающие мне возможность сказать «нет».

Теперь я понимаю, что этот обед с самого начала задумывался как прощальный. Все были очень добры ко мне. Госпожа Кобаяси похвалила мое новое кимоно и прическу. Госпожа Окада сказала, что неимоверно рада видеть меня за столом. Госпожа Танабе вспомнила, как весело нам было одеваться вместе, давая понять, что мы с ней близкие подруги. Остальные внимательно слушали, восхищаясь нашим внешним видом. Принесли заказанные блюда — крошечные порции, изящно выложенные на тарелках. Все шло замечательно. Но я мало что помню, ведь за столом сидела не я, а моя тень. Лишь одно крепко врезалось в память: за обед я расплатилась кредиткой мужа, и, хотя счет составил 15 000 иен, он потом деликатно промолчал.

После этого я уже не провожала Харуку до школы. Мы вместе ехали до Кудансита, но от станции она теперь ходила одна. В первый раз она захныкала, но потом все же пошла, ни разу не оглянувшись. Я стояла у входа в метро и смотрела, как ее маленькая решительная фигурка исчезает за чугунными воротами храма Ясукуни.

Когда я думаю о деньгах, мне всегда представляется озеро, полное лотосов. Они растут из тины и все же невыразимо прекрасны. Поистине чудо, сотворенное природой. Хотя лотос рождается в грязи, питается ею и в ней же умирает, он считается олицетворением чистоты. Он поднимается над тиной такой девственный и безупречный, что никто не вспоминает, откуда он появился. Поэтому буддисты боготворят лотос. С деньгами то же самое. Откуда бы они ни взялись и в чьих бы руках ни побывали, на них не остается следов. Мы не знаем, кто владел ими прежде и на что шли люди, чтобы их заполучить. Они всегда выглядят одинаково, и один их вид приводит людей в счастливое волнение.

Я никогда не гналась за деньгами, даже в молодости. Японцы вообще довольно равнодушны к деньгам. Поэтому мы не особо успешны в бизнесе. Для японца деньги не могут быть смыслом существования. Но и среди нас есть такие, для кого они со временем становятся целью. Когда человек осознает, что он (или она) ради денег способен на все, он вступает на путь, который делает его подобным лотосу — чистому и девственно прекрасному, но безнадежно увязшему в грязи.