Радика Джа - Исповедь гейши

— А к нам-то какое это имеет отношение? — резко спросила я, делая вид, что не понимаю, к чему он клонит.

— Это значит, что я тебя никогда не брошу, — просто ответил муж. — Что бы с тобой ни случилось.

Мы вернулись в машину и стали спускаться вниз. Ночь мы провели в Курокава, на самом краю национального парка «Асо». Это был чудный курортный городок со множеством купален и маленьких гостиниц. Наша называлась «Икои», по названию известной рыбы. В первый раз за весь месяц я смогла нормально поесть. Рю довольно улыбался, глядя, как я сметаю все со своей тарелки. Ночью мы любили друг друга, как будто в первый и последний раз в жизни — неистово и ненасытно, словно люди без прошлого и будущего. А потом я провалилась в блаженный сон без сновидений, о котором уже давно забыла, и проспала до девяти утра. Когда я открыла глаза, Рю был уже одет.

— Сегодня я хочу тебя кое с кем познакомить. Этот человек заменил мне отца. Характер у него непростой, но ты не бойся, я же буду с тобой.

Я быстро села в кровати, натянув на себя простыню.

— Он уже здесь? Я же не одета.

— Успокойся, его здесь нет, — засмеялся Рю. — Он теперь редко покидает дом, ведь ему уже без малого сто лет. Мы поедем к нему сами.

Мы отправились в самое безнадежное захолустье, туда, где не было ни магазинов, ни семейных распродаж, ни высотных зданий — только рисовые поля со стерней и полуразвалившиеся хижины, лепившиеся друг к другу, — все не выше деревьев. Видимо, я опять заснула, а когда открыла глаза, машина стояла, а Рю куда-то исчез. Сначала я подумала, что он меня бросил. В панике распахнула дверь и стала громко звать мужа.

Машина остановилась у старого деревянного храма, вход в который охраняла гигантская сосна. Справа виднелся сад камней.

— Рю-сан! — опять завопила я. — Ты где?

Никто мне не ответил. Храм казался необитаемым, сад камней был неподвижен, словно его нарисовал художник.

Вы видели когда-нибудь японский сад камней? Выглядят они пугающе, особенно когда никого нет рядом. В них нет ничего живого. Глядя на три черно-белых камня, голое вишневое деревце и прямые линии, прочерченные на песке, я чувствовала себя как в чистилище, где души ожидают Страшного суда. Наверное, незнакомец, к которому мы приехали, уже вершит надо мной суд, вынося заслуженный приговор.

Возможно, надо было уносить ноги. Скажу честно, я подумывала об этом.

Но куда кинуться в этих Богом забытых местах?

Когда Рю вышел из храма вместе с согбенной старухой, я впервые посмотрела на них глазами деревенской жительницы и с облегчением воскликнула:

— Вот ты где! А я тебя потеряла.

— Ты так крепко спала, что я не решился будить, — ответил Рю, чуть смущенный моим эмоциональным приветствием.

— Познакомься. Это матушка.

Женщина вполне годилась Рю в бабушки. Худая, со сгорбленной спиной и белыми как снег волосами, упрятанными под платок. Как и все сельские жительницы, она носила передник поверх старой заплатанной одежды. Но, взглянув на ее лицо, я поразилась: морщинистая кожа казалась белой и чистой, как у девушки.

— У вас был такой усталый вид. Надеюсь, сейчас вам лучше? — с улыбкой спросила старушка.

Мне она сразу понравилась.

— Мой муж уехал в главный храм на Сикоку. Он вернется послезавтра. Вы ведь дождетесь его?

Я повернулась к Рю. Он посмотрел на часы, и я сразу же поняла, что он ответит. Старушка, похоже, тоже догадалась и сочувственно взглянула на меня.

— Простите, Ока-сан, но я должен успеть на вечерний самолет. Как-нибудь в другой раз, — сказал Рю, даже не посмотрев в мою сторону.

— Какая жалость. Здесь так красиво, — не удержалась я и в следующую минуту уже пожалела о своих словах.

Рю как-то отстраненно посмотрел на меня, словно он уже сел в самолет, и довольно улыбнулся. Я поняла, что все было спланировано заранее.

— Но ты можешь остаться и подождать его. Составишь компанию матушке.

С этими словами Рю устремился к машине и вынул из багажника мой чемодан.

— Рю-сан, а когда ты приедешь за мной? — шепотом спросила я, припустив за ним.

Он промолчал. Я повторила свой вопрос, на этот раз чуть громче.

— Как только… освобожусь, — ответил Рю, по-прежнему не глядя на меня.

— Но ты вернешься?

— Ну, конечно, — уверил он меня, обнимая на прощание.

Потом быстро попрощался с матушкой и укатил.

Я не виню Рю за то, что он бросил меня. Он должен был думать о работе и детях. На его месте я поступила бы точно так же. Но, оставшись одна, я впала в панику, уверенная, что мы больше не увидимся. Все вокруг было незнакомым и непривычным, словно я очутилась на другой планете.

Не знаю, как у вас, но у нас в Японии город и деревня — это два разных мира. В прошлом, вероятно, они были ближе друг к другу, но сейчас их связывают лишь тоненькие ниточки, которые в любой момент могут оборваться, и тогда эти два мира окончательно разойдутся.

Возьмем, к примеру, пространство. На первый взгляд кажется, что оно повсюду одинаково. Это небо, воздух, которым мы дышим, облака, короче, любая пустота, окружающая наше тело. Возможно, вы считаете, что небо и пространство — понятие чисто количественное — его может быть больше или меньше, и в Токио, и на Кюсю оно практически одно и то же. Должна сказать, что вы ошибаетесь. В Токио и на Кюсю небо разное. Облака, воздух, цвета, запахи, очертания предметов — все отличается. И еще — пространство или его нехватка могут полностью изменить вашу душу. Именно поэтому город и деревня стали совершенно разными мирами.

В сельской местности пространство не ценится. Оно ассоциируется с холодом, бедностью и одиночеством. В городе все наоборот. Люди живут друг у друга на головах, и вес человека в обществе определяется количеством пространства, которое он имеет в своем распоряжении. Глава компании или банка сидит в огромном кабинете, в то время как его подчиненные ютятся в крохотных закутках, а те, кто еще ниже званием, и вовсе довольствуются одним столом. Боссы осознают свое превосходство, потому что вокруг них всегда имеется свободное пространство, которое никто не смеет нарушать. А всем остальным пространства явно не хватает, во всяком случае, в таком городе, как Токио. Но люди быстро к этому привыкают, и большое пространство начинает их пугать.

Именно это я почувствовала в первую же ночь, проведенную в храме.

Матушка поселила меня в лучшей гостевой комнате величиной в 24 татами с красиво расписанной раздвижной дверью фусума [13] Фусума — скользящая дверь или стена, используемая для деления пространства жилища. Изготавливается из бумаги, наклеенной на деревянную раму. Часто на нее наносят рисунок. . Она находилась справа от храмового зала и казалась огромной из-за того, что имела с ним общий сводчатый потолок. Лежа на футоне, я думала о том, что человек просто теряется в таком огромном пространстве. Сон все никак не шел. Ночь наполнила все вокруг зловещей чернотой, непроницаемой и плотной, как бетонная стена. Я смотрела на старые деревянные стропила, почерневшие от времени, и чувствовала себя маленьким жалким червем — пространство безжалостно давило. Казалось, что меня засунули в ящик, где никто не услышит моего голоса, даже если я надорвусь от крика. Как можно жить в такой огромной темной пустоте? Почему они не заполнят ее звуками и огнями, как это делается в городах? Или хотя бы теплыми человеческими телами, рядом с которыми легче преодолевать страх темноты. Мне так не хватало Рю, без которого я не привыкла спать. В отчаянии я стала проклинать мужа и всех его предков. Перед глазами была лишь чернота, и, открывая и закрывая глаза, я не ощущала особой разницы. Мне сделалось по-настоящему страшно. Вокруг стояла мертвая тишина — ни шелеста листьев, ни крадущихся шагов ночных зверей. Казалось, я осталась одна на всем белом свете.