Грегуар Делакур - То, что бросается в глаза

Забыть детское тело, рассеченное объективом фотоаппарата. Непристойность. Крупные планы. Лоно, тончайший, не шире волоска, надрез. Предательство тех, кому полагается вас любить. Потерянность, страх. Я ненавидела тебя все эти годы, мама. Я ненавидела твое молчание. Оно крутило мне нутро. Резало кожу. Делало больно. Я втыкала иголки в губы. Хотела замолчать. Как ты. Я молилась, чтобы он бросил тебя ради тысячи шлюх, моих ровесниц. Я хотела, чтобы ты умерла. Одна. Чтобы ты была безобразна и воняла салом. Скажи мне, что ты меня любишь, мама, хоть немножко. Скажи мне, что я чистая. Что у меня будет прекрасная жизнь. На, возьми мои руки. Смотри. Я выучила вальс, польку, карманьолу, я могу научить тебя, мама. Давай станцуем вдвоем. Я скучаю по твоим поцелуям. По звуку твоего голоса.

Забыть лекарства, которые отупляют и лишают сил. Бежать от накатывающего порой желания принять сразу всю упаковку, чтобы уснуть, как прекрасная Мэрилин Монро, как трогательная Дороти Дэндридж [63]. Уснуть – и остановиться на заре благодати. Растечься бледной акварелью. Исчезнуть, улететь; лететь до тех пор, пока не найдешь где-то там, в небе, теплые руки белокурого пожарного, и выплакать наконец все свои слезы. Во мне столько слез, что можно наполнить реку. Столько воды, чтобы потушить все на свете пожары, чтобы ты не сгорел, мой папочка. Чтобы ты не умер. Не оставляй меня хоть ты. Мужчины злые, злые, и чтобы они исчезли, должна исчезнуть я. Себе, себе самой должна сделать больно. Папа. Мне больно.

И однажды, в ночь конца всего, за которой не бывает рассвета, когда Селин Дион пела по радио трогательную песню: Лети, моя птица, в эфирную даль, / Тебе ничего в нашем мире не жаль. / Лети, и пусть будет свободен твой путь / От тревог земных, / Не дающих уснуть . – Жанин Фукампре выплюнула таблетки, которые душили ее, выплюнула яд, уже делавший свое дело с ней, сонной, расслабленной.

Ее вырвало отвращением ко всему; ужасом, мраком.

Песня удержала ее. Песня не дала упасть, и Жанин Фукампре в ту ночь поняла, в чем ее спасение: вернуться туда, в день, когда она увидела его.

Своего ангела.

Она приехала в Лонг на следующий вечер. В 19:47 минута в минуту она постучала в дверь Артура Дрейфусса, вымотанная, с грязными волосами, с запавшими глазами. Но живая.

ПП предупредил их по телефону за несколько минут.

– Здесь мэр! Он пришел в гараж с журналисткой и какой-то старушенцией, у которой прическа, как у Бьерк!

(По всей вероятности, то была мадемуазель Тириар, которой ножницы Кристианы Планшар, застигнутой врасплох нежданным появлением в ее маленьком салоне актрисы с мировой славой, отстригли и изуродовали шестидесятилетнюю челку.)

– Я им сказал, что ты, наверное, дома, и они все припустили бегом, даже старушонка; сейчас будут, ладно, пока!

Он повесил трубку; Артур Дрейфусс поморщился, Жанин Фукампре пожала плечами и с милой улыбкой обронила: так часто бывает. Я свожу людей с ума.

В дверь постучали. Я сама, Артур, и она пошла открывать.

На пороге стояли Габриэль Непиль, мэр Лонга (2008–2014), журналистка из «Курье Пикар» (рубрика местной информации, Амьен и его окрестности) и мадемуазель Тириар, учительница английского на пенсии; все трое раскрыли рты куриной гузкой (большой, надо сказать, гузкой, прямо-таки гузищей) при виде Скарлетт Йоханссон, восхитительной в мужской рубашке – одной из рубашек Артура Дрейфусса, – с голыми, длинными, изящными ногами, с высокими блестящими скулами, с чашкой «Рикоре» в руке. Hello , – пропела она на безупречном английском. Раздался старческий голос мадемуазель Тириар: она говорит нам здравствуйте . Мы догадались, буркнул мэр. What can I do for you ? – спросила знаменитая брюнетка, больше известная блондинкой. Мадемуазель Тириар снова перевела: она спрашивает, что может для нас сделать .

(С этого места, чтобы не перегружать текст двуязычной версией последовавшего разговора, мы будем приводить только вопросы и ответы на французском.)

– Разрешите представиться, я Габриэль Непиль, мэр этой коммуны, и для меня большая честь видеть вас здесь.

– О, спасибо вас.

– Это мадам Ригоден, местная журналистка, и мадемуазель Тириар, наша переводчица.

– Приятно встретить вас.

– Вы не согласились бы ответить на несколько вопросов мадам Ригоден?

– С удовольствием большим.

– Мадам Скарлетт Йоханссон, вы приехали в Лонг с частным визитом или готовитесь к съемкам?

– Я в гостях у Артура – моего друга.

– А. Вы хотите сказать, что мсье Дрейфусс, наш ученик автомеханика, – ваш друг.

– Ваша переводчица переводит мои ответы?

– Не хотите ли вы сказать ваш мальчик-друг?

– Я замужем.

– За мсье Рейнолдсом, мы знаем. Хорошо, хорошо. Значит, мсье Дрейфусс не ваш мальчик-друг. Какие новые фильмы в ваших планах?

– «Мы купили зоопарк» Кэмерона Кроу и «Мстители» Джосса Уидона. Я, кстати, буду петь в Кэмерона фильме.

– Интересно.

– И я готовлю третий диск, может быть, на этот раз без Пита Йорна. И уж если вы хотите знать все, я сортирую мои отходы. Я стараюсь есть экологически чистую пищу, но в этом я не конвульсивна (?). Я не беременна. По моему мнению, мне нужно сбросить два кило. Я не брею половой орган, потому что нахожу, что это попахивает порнозвездой, без волос это как дикое мясо, фу, лично мне очень нравится поросль (или заросль – переводчица поколебалась) Марии Шнайдер в «Последнем танго в Париже», и… Ой, у вас все лицо в красном.

– А? Хм, я… Что вам особенно нравится в нашей коммуне?

– Гараж и машины. И Артур.

– Надолго вы намерены остаться с нами?

– Я должна быть в Лос-Анджелесе сентября 22‑го.

– Спасибо. Думаю, у меня нет больше вопросов, господин мэр.

– Мадемуазель Йоханссон, не согласились бы вы принять участие в небольшой видеосъемке о нашей прекрасной коммуне, прогуляться с нами по деревне, для интернет-сайта мэрии? Мы бы посмотрели наш прекрасный замок эпохи Людовика XV, нашу гидроэлектроцентраль, прошлись бы вокруг прудов…

– Почему нет?

– Действительно. И несколько снимков для нашего муниципального бюллетеня?

– О’кей. Хоть сейчас.

– Хоть сейчас?

– У вас нет айфона?

– Ох, нет.

– У меня, у меня есть «Сони Эрикссон», которым можно фотографировать!

– Эрикссон-Йоханссон, да здравствует Швеция!

– Я происхождения датского.

– Э-э, простите. Извините. Спасибо, мадам Ригоден. Вот, я встану рядом с мадам Йоханссон, э-э, то есть мадам Рейнолдс… снимите нас, пожалуйста. Меня хорошо видно?

– Вы не хотите поставить куда-нибудь эту чашку?

– Я люблю у Артура «Рикоре».

– Скажите «сыр».

– Мадемуазель Тириар!

– Вы пригласили меня, чтобы переводить, я и перевожу.

– Сыр.