Александр Кабаков - Камера хранения. Мещанская книга

П. молча стоял перед верстаком, на котором лежали испорченные брюки. Ради такого случая, совершенно убитый своей ошибкой, и Яков Моисеевич слез на пол и стоял рядом с П. на нетвердых ногах. Мысленно он подсчитывал стоимость загубленного материала – одного только «ударника» по 28 рублей ушло с запасом метр тридцать!

Штаны были подарены родственнику подходящего размера.

А П. вскоре очень повезло – знакомый продавец из комиссионки на проспекте Мира, возле метро «Щербаковская» (названа в честь одного из сталинских соратников, теперь «Алексеевская»), припрятал для него настоящие американские брюки из шерсти с нейлоном, по всем правилам – правый карман без петли и пуговицы… Попросил продавец недорого – 90 рублей, П. для ровного счета и укрепления деловых отношений дал 100.

Каких только историй не знал самострок! Например, превращение обычного синего пиджака в клубный – в блейзер. По английской традиции блейзеру полагаются металлические пуговицы с гербами колледжа или клуба и подкладка из алого, лимонного или кремового атласа. Ну, подкладка – вопрос терпения: все в том же магазине «Ткани» на атлас можно было налететь, если заходить каждый день. А пуговицы… В царской России была компания предпринимателя Бухова, делавшая бронзовые и серебряные пуговицы для чиновничьих мундиров всех ведомств. Пуговицы были великолепные: с накладными гербовыми орлами, выпуклые… Советские штатники обладали безудержной фантазией – кто еще догадался бы объединить англо-саксонскую традицию клубного пиджака с русско-имперской традицией ведомственных пуговиц?! А они догадались, и на каком-нибудь советском блейзере самострока шестидесятых красовались серебряные пуговицы статского советника по фискальному или землеустроительному ведомству с надписью «Буховъ» на тыльной стороне…

Но вершинами рукодельного самострока были самодеятельное изготовление рубашки button-down и превращение советских часов «Полет» в швейцарские.

Обмундирование порядочного штатника не могло считаться полным без рубашки button-down из голубого хлопчатобумажного поплина, который ткали таким образом, что возникал зрительный эффект пестроты – соответственно, полностью такая рубашка называлась oxford pin point button-down shirt , «оксфордская рубашка в булавочную точку с пуговицами внизу». Внизу – то есть в уголках воротника.

Создание самостроком рубашки «батн-даун» было настоящим чудом тонкой работы.

Во-первых, надо было подобрать ткань. В принципе, подходящая бывала в том самом магазине «Ткани» у Никитских, без которого самострок вообще был бы невозможен, – но нужно было огромное везение, чтобы забрести туда именно во время продажи такого материала, причем голубого. Имитация «батн-даун» была возможна и в розовом, и в желтом оттенке, но к этим цветам предъявлялись более жесткие требования по части прочей аутентичности…

Во-вторых, надо было выпросить у недоверчивого обладателя подлинный экземпляр и, сдувая с образца пылинки, вырезать по нему лекала. Целость оригинала иногда приходилось сохранять в ущерб точности копирования…

В-третьих, надо было воспроизвести все мелкие детали конструкции и фасона – например, петельку, вшитую посередине спины под кокетку; этой петелькой снятая на ночь рубашка цеплялась за вешалку в непритязательном номере дешевого мотеля…

В-четвертых, надо было где-то найти или собственноручно воспроизвести пуговицы, не похожие на те обычные, что были доступны простому отечественному покупателю. В обычных были две дырочки для пришивания, в американских – четыре. Это передавалось ключевыми словами сленга: «на два удара» и «на четыре удара». И если бы я своими глазами не видел, как «два удара» превращаются в «четыре», ни за что не поверил бы. Ювелирная работа делалась с помощью всего лишь мельчайшего сверла от бормашины, которое вращалось просто правыми указательным и большим пальцами. На одну дырку уходило полчаса. На рубашке было в полном комплекте не то четырнадцать, не то шестнадцать пуговиц…

И при этом сверление дополнительных дырок, по два лишних «удара» на пуговицу, было не самой трудоемкой операцией подготовки пуговиц к американской роли.

Дело в том, что те самые buttons , которые down , а также пуговицы на рукавах, были меньшего диаметра – чего не придумают американцы, – чем все остальные пуговицы на рубашке. Взять такие пуговицы было решительно негде. Оставалось их только сделать…

И делали! Сквозь обычную, но уже «на четыре удара» усовершенствованную пуговицу продергивалась тонкая мягкая проволока, скручивалась в жгут и становилась, таким образом, ручкой для удерживания пуговицы в пальцах при дальнейшей обработке. Затем из набора маникюрных инструментов изымалась на время пилка (по окончании работ ее следовало вернуть на место). Используя ее как мелкий напильник, пуговицу равномерно обтачивали со всех сторон, уменьшая диаметр… Из десяти семь шли в безусловный брак: неверное движение – и сточены лишние полмиллиметра, сломана просверленная перед этим дырка…

И вот, после нескольких ночей работы, в которой меньше всего было шитья, рубашка была готова. Внутри кокетки торжественно пришивался label с общеизвестной фирменной эмблемой – оперенной стрелой, и уже только знаток примерно того же класса, что и вы, мог опознать самострок. Представляете, как ровно надо было обметать все два десятка петель, чтобы работа выглядела как машинная!

Обидно, что теперь рубашки совершенно американского фасона, с петельками, пуговицами и прочими привлекательными деталями, продаются на любых лотках – в основном турецкого и гонконгского производства…

И наконец, создание «швейцарских» часов на базе изделия 2-го Московского часового завода в принципе можно назвать абсолютным шедевром самострока, хотя собственно строчки тут никакой, конечно, не требовалось. Скорее речь могла идти о виртуозной ювелирной подделке.

Поговаривали в конце шестидесятых, что в рамках разрядки, сосуществования и прочей мифологии наши часовые заводы стали выпускать часы в импортируемых японских корпусах. В это верилось: советские корпуса не могли быть такими стильными, японцы же, по своему обыкновению, копировали дизайн самых знаменитых марок… А вот механизмы, вполне вероятно, оставались советскими, но по качеству не уступали японским и даже не самым дорогим швейцарским – часовая промышленность в сравнении с другими отраслями у нас была приличная. Итак, корпус красивый, в лучших традициях, механизм надежный, но циферблат портил все дело: он был не просто некрасивый – в нем бесчинствовал дурной вкус.

Между тем у штатников вдруг появились шикарные часы, благородных, классических форм, с лаконичными названиями великих швейцарских фирм на циферблатах.