Татьяна Лисицына - Рассказы (СИ)

Когда они нашли настоящего покупателя, денег хватило и на покупку коттеджа, и на оплату долгов Германа, и даже на то, чтобы Вероника отдала расписку.

Впрочем, о Веронике Регина только догадывалась, потому что Герман взял на пятьдесят тысяч долларов больше. А она в точности знала сумму, которую был должен ее благоверный. Герман, конечно же, не подозревал, о том, что за его спиной она вела переговоры с его кредиторами, чтобы ее снова не обманули.

Когда все благополучно завершилось, она почувствовала растерянность. Из тщательно разработанного плана невыполненным оставался один пункт: она должна была отомстить. Тому, кто обманывал ее так долго. Тому, из-за кого она потеряла веру в людей. Она хотела отомстить за свои бессонные ночи, когда она всматривалась в лицо своего мужа, думая, как его уничтожить. Иногда ей казалось, что если бы Герман рассказал ей правду, она бы его простила. Потому что, несмотря ни на что, он ей нравился. Но то, что он однажды обманул ее и продолжал обманывать, не давало ей покоя. Она медлила, потому что надеялась на исцеление, но через полгода поняла, что зашла в тупик.

Регина хорошо каталась верхом. Вместе с Наташей они посещали уроки верховой езды и даже несколько раз участвовали в походах. Тогда-то она и познакомилась с дядей Пашей, который организовал небольшой дом отдыха, куда можно было приехать и вдоволь покататься на лошадях. Последний раз Регина с подругой ездили туда прошлой зимой. Они чуть не утонули, когда легкомысленно решили пойти по едва замерзшему льду в ближайший магазин.

На рождество Регина поехала туда с Германом.

Дядя Паша предупредил Регину, что опасно переходить реку. Зима началась в этом году поздно, морозы начались всего с неделю. Она горько улыбнулась: тонкий лед соответствовал ее замыслу. Впрочем, она успокаивала себя мыслями, если судьбе вздумается наказать ее, погибнет она.

В этот день они долго катались по снежным тропкам, послушные обученные лошади сами выбирали дорогу, чтобы не поскользнуться. Внезапно она почувствовала, что больше не может выносить неопределенности. Уверенной рукой направила лошадь к переправе и, остановившись на берегу, спрыгнула. Взяла под уздцы, похлопала по шее и, прижавшись лицом, попросила прощения.

— Давай перейдем через реку, — крикнула она Герману, который ехал за ней.

— Я думаю, что это опасно. Мы можем провалиться под лед.

— Ты боишься? Тогда я пойду одна. В местном магазинчике есть хорошее вино.

Герман с сомнением смотрел на замерзшую реку. Он снова крикнул, но налетевший ветер унес его слова. Регина уже спустилась на лед. Маленькая фигурка в черной куртке уверенно вела большого рыжего коня.

Он медлил, не решаясь. На самой середине Регина повернулась и помахала ему рукой. Он не простит себе, если она будет считать его трусом.

Герман спешился и взял коня под уздцы. «Ну что у нее за выходки», — подумал он с раздражением, выходя на лед.

Регина уже была на противоположном берегу. В безопасности. Он заставил себя поднять руку и махнуть ей.

Неожиданно он почувствовал, что лед треснул. Нога ушла под воду. Он непроизвольно схватился за поводья, но, резко подняв голову, конь метнулся вперед. Мгновение он висел на поводьях, с ужасом наблюдая, как трескается под копытами лед. Еще одно движение, и сильное животное, вырвавшись, отпрыгнуло в сторону.

В звенящей тишине раздался отчаянный крик Регины. Герман барахтался в ледяной воде, чувствуя, как стынет от холода тело. Сделав последнее усилие, он подтянулся на льдине, но, надломившись, она увлекла его в темную обжигающую воду.

17.02.2009

Назвали меня в честь бабушки Татьяны, женщины красивой, судьбой наделенной властным, а порой и деспотичным характером. Вся наша семья у нее в подчинении. Праздник — значит все, без исключения, за столом, выходные — в грядках на даче. И, конечно, ежедневный отчет по телефону, как прошел день. Ни одно решение без бабушки не принималось. Ибо Татьяна Ивановна — учредительница семейных правил и повелительница наших душ.

На бунт никто не осмеливался. «Ах, Таня, Танечка», — бормотал себе под нос, увешанный всеми земными регалиями дедушка, безропотно отправляясь выполнять поручения своей властной женушки. Хмуря брови и протирая запотевшие очки, тащил тачку с землей для новых грядок отец. Забыв про ухоженные руки пианистки, сражалась с сорняками мама. И только я, спрятав в кустах садовые перчатки, осмеливалась тайком перелезть через забор, чтобы сходить на свидание. Возвращаясь под вечер с букетом полевых цветов, я, ожидавшая расплаты за содеянное, только выше поднимала подбородок, стараясь убедить себя, что совсем не боюсь бабушку, недаром ее имя ношу.

Увидев меня, Татьяна Ивановна, удобно расположившаяся в кресле со спицами в руках, опускала очки на нос, чтобы разглядеть бунтовщицу получше. В комнате воцарялось молчание и только дедушка, предвосхищая бурю, мягко замечал, что я отпросилась у него и что Алеша ждал меня у ворот с самого утра, как когда-то, в далекой молодости, ждали саму бабушку.

Лицо Татьяны Ивановны от его слов становилось еще суровее, на переносице образовывалась складка.

— Вот и надо было мне замуж не за тебя, а за твоего друга пойти, который министром стал. Тогда бы и домработница была бы и садовник.

— Не обижай дедушку! Он самый лучший! — я прижималась к дедушкиному плечу, пока бабушка перечисляла, сколько грядок мне положено прополоть в наказание.

За ужином я наблюдала, как ловко двигаются спицы в бабушкиных руках. Я быстро ела, чтобы побыстрее пристроиться рядом и, достав свое вязание, рассказать, как переживал Димка, когда увидел меня с Алешкой. Бабушка смягчалась, глаза под очками становились добрыми и веселыми, когда она вспоминала своих ухажеров.

Бабушка была общительна, все соседки забегали к ней поболтать или спросить совета. Называли ее «Татьяночкой» с отчеством и без, видимо, чтобы смягчить решительность и твердость имени.

С возрастом я становилась все больше похожей на нее, а после того, как бабушки не стало, уверенно забрала бразды правления в свои крепкие ручки. И настали новые учредительные правила. На участке нашем вместо грядок поднялись люпины и незабудки, а на месте кустов с малиной колыхался от летнего ветерка гамак, в котором мне нравилось расположиться с вязанием, наблюдая, как мой муж, недовольно качая головой, подстригает наш и без того безупречный газон, а маленькая дочурка, которую я, избегая бунта в семье, не стала называть Танечкой, послушно сгребает подстриженную траву.