Татьяна Лисицына - Любовь под соснами (СИ)

— Угу, — Кристина отвернулась, чтобы скрыть слезы. Они выпьют чаю, и он уйдет к жене и дочкам.

Обмотав вокруг узких бедер полотенце и весело насвистывая, Витька вышел из ванной. Кристина начала вытираться, глотая слезы. Так больше невозможно. Надо поговорить. Сейчас они заварят чай, и она скажет ему правду. Пусть убирается и оставит ее в покое. Кристина заставила себя подкраситься. Надела короткую маечку, подчеркивающую похудевший животик и свободные льняные брючки. Волосы оставила распущенными. Посмотрелась в зеркало. Выглядела она хорошо. Почти как раньше. На бледном лице даже появился легкий румянец. Как долго можно питаться только сексом?

Кристина спустилась вниз и медленно направилась к столу, желая, чтобы Витька посмотрел на нее и сказал, что она хорошо выглядит. Но он деловито раскладывал по тарелкам нарезки сыра, колбасы. Движения у него были уверенными и точными. Словно у домашней хозяйки. Кристина почувствовала раздражение. Села на стул и закинула ногу за ногу. Витька удивительно ловко нарезал мягкий хлеб.

— Кушать подано, — Витька улыбнулся кошачьей улыбкой.

Кристина вдруг почувствовала, что умирает с голоду. Она съела бы все, что лежит на тарелках. Кажется, никогда в жизни так не хотелось есть. Разговор подождет. Сначала она поест.

— Я заварил молочный чай, он придаст тебе сил.

— Спасибо.

Как давно она мечтала о чае. Она сделала глоток и зажмурилась от удовольствия. Она никогда в жизни не пила такого вкусного чая, не ела такого вкусного сыра. Неудивительно, что голодание считается таким полезным, после него любые продукты кажутся восхитительными.

Но счастье не бывает ни долгим, ни вечным. Сжавшийся желудок Кристины не мог принять так много еды, сколько хотелось съесть. Два ломтика сыра и чай. Она откинулась на диван, наблюдая, как Витька делает себе еще один бутерброд с сыром и колбасой. Счастливый, он может много есть. Он не грустит. У него все хорошо.

— Вить, нам надо поговорить.

Он поперхнулся чаем, закашлялся. Коронная женская фраза, которую боятся не только герои-любовники, но и все мужчины. Странно, но до их встречи Кристина никогда не выясняла отношений. Она подобно мужчине расправляла крылышки и улетала из дома любовника, оставив после себя легкий аромат духов. Раньше ничто и никто не цеплял ее сердца. Секс только прибавлял сил.

Витька сделал глоток чаю и положил на тарелку недоеденный бутерброд.

— Хорошо, давай поговорим. Я и сам хотел.

Хотел сказать, что так больше не может продолжаться? Решил меня бросить, а напоследок трахнуть? Кристина вдруг почувствовала в себе прежние силы. Чай, что ли, помог? Ну уж нет, она сделает это первой. Ей не пережить, если он это скажет. Наверно и его замучили угрызения совести. Вот он сначала и уехал от греха подальше, а теперь решил расстаться. Но увидев ее в таком виде, решил накормить на прощанье. И не удержался, решил насладиться напоследок. Она сделала вдох, чтобы унять сердцебиение.

— Вить, нам лучше расстаться.

Он усмехнулся. Быстро пересел к ней на диван, взял ее лицо в ладони, проник глубоко языком. Потом быстро отстранился.

— И ты можешь от этого отказаться?

— Конечно да.

Он повторил пытку. Язык проник глубже, лаская все те места во рту, которые казались чуть раньше неприступными, а теперь умоляли о ласке.

— Уверена? — он отстранился, хитро улыбаясь, убежденный в своей мужской власти. А кто бы спорил, что у Витьки самая сильная власть над ней? Он такой страстный, такой нежный, ласковый. Такой весь для нее.

Кристина сглотнула. Кто бы когда-нибудь сказал, что перемешивание слюней и облизывание языков может быть таким волнующим. Наверно, она очень порочна. Но как такие чудесные ощущения могут быть неправильными? Остается только пожалеть тех, кто этого не знает. Не знает, как сладка минута первого вторжения, как сносит голову от легкого касания ладошек, случайного соприкосновения плеч.

Ей показалось или Витька искоса взглянул на часы. Это, возможно, случайное движение его глаз, завело Кристину. Он уже спешит. Конечно, семья требует внимания и заботы, а от нее он уже все получил и теперь понесет свое хорошее настроение туда.

Стоп! И хватит сантиментов. Лучше один раз зажаться, пережить эту боль, переплакать, перестрадать. Даже умереть. Лучше все, что угодно, кроме мыслей, что так он целует не ее одну. Лучше все, чем эта временная нежность. А честнее сказать — ворованная. Пусть убирается к своей жене. Отныне ей не нужно чужих слюней, не нужно ворованной нежности, пусть от нее ничего не останется, пусть она даже умрет. Не умрет, конечно, только чуть-чуть съежится душа и станет черствее сердце и больше никогда не почувствуешь такого желания.

Мой!

Чужой!

К черту все!

Кристина встала.

— Уходи! Не могу больше тебя делить. Я слишком влюбилась. Я хочу всего тебя и навсегда. Разорвать твою грудь и подержать в руках твое сердце, отдать тебе свое и чтобы мы больше не могли друг без друга. Пусть этот важный орган зависит от того тепла, который каждый из нас может дать другому.

— Крис, остановись!

— Я больше не могу, — по ее щекам текли слезы. — Я уже прошу пожалеть меня. Я уже на дне. Ты так любил меня, что я уже на дне. — она усмехнулась. — Любовь должна поднимать, а не опускать. Я не хочу жить покалеченной. Я любила тебя и у тебя все хорошо. У тебя есть работа, семья, карьера. А я потеряла все, за что боролась.

Он бросился к ней, обнимая и целуя. Из последних сил, она оттолкнула его.

— Меня унижают твои временные ласки.

Его лицо скривилось. И в нем не стало привычной насмешки, даже тонкие усики стали серьезными и опущенными, а зеленые глаза чуть более прозрачными, чем обычно.

— Ты не даешь мне сказать, я приехал, потому что прочитал твою книгу.

Кристина дернулась, словно он дал ей пощечину. Черт, а ведь она совсем забыла про книгу. Она вовсе не предназначалась для Витьки. Она писала ее сначала для Сергея, потом для себя, чтобы выговориться и не сойти с ума.

— Откуда ты… — она остановилась, погребенная под новым грузом. Как она могла забыть, что публично призналась в трех убийствах?

— Ты… я… — Кристина покраснела, язык провалился куда-то глубоко, не желая выговаривать оправдания.

— Хочешь знать откуда? Твоя подруга прислала мне ссылку на твою страницу в Самиздате.

— Какая подруга? — машинально спросила Кристина.

— Ты говорила, что у тебя одна-единственная подруга.

— Корзина?

Мысли вихрем пронеслись в голове. Так вот кто был этот Садко. Не зря ей казалось, что он знает правду. Кристина усмехнулась. Надо же, какой себе Корзина ник выбрала. Наверно рассчитывала, что она догадается. И действительно это было проще простого: Садко тоже играл на гуслях, как и сама Корзина.