Татьяна Лисицына - Двойное предательство (СИ)

— Какие ты словечки знаешь. Я убил ее и ни о чем не жалею. Моя жизнь все равно была кончена в тот момент, когда ты уехала.

— Давай без сантиментов. Я пришла, чтобы помочь тебе.

— Мне ничего не надо.

— Что значит, тебе ничего не надо? — разозлилась Катя. — У тебя есть дочь, и ты должен…

— Меня осудят, Катя, — нетерпеливо перебил он. — И я хочу этого наказания. Мне не нужна эта жизнь.

— Какие глупости! Ты должен жить!

— А ты будешь со мной?

— Что с тобой? — спросила Катя, чтобы потянуть время.

— Жить, как раньше?

— Как раньше не будет, — жестко сказала она. — Я не из тех, кто прощает! Или ты думал, что узнав обо всем, я из благодарности брошусь тебе на шею?

Совершенно неожиданно он опустился на колени и прижался к ее ногам, жалкое взлохмаченное существо, которое не вызывало ничего, кроме отвращения. Отодвинуться Катя не могла, так как стул был крепко прикручен к полу, она лишь вжалась в спинку, его прикосновения были неприятны.

«Как же я могла желать его ласк»? — подумала она.

— Сядь на место или я уйду, — потребовала она.

Он поднялся, как побитая собачонка, глядя на нее сквозь сальные пряди челки.

— А ты изменилась, — процедил он сквозь зубы.

— С вами изменишься, — пробормотала она. — Начнешь не верить никому, включая саму себя.

— А кто меня уговаривал рожать этого ребенка? — начал он атаку. — Кто хотел ребенка?

— А кто заставлял тебя спать с моей сестрой? — не осталась в долгу Катя. — Я не укладывала тебя в постель к ней! У нас, — тут она горько усмехнулась, — было почти непорочное зачатие. И если бы ты не прогибался под ней, как последний щенок…

— Я — щенок? — заорал он. — А ты — сука!

— С меня хватит! — Катя решительно встала.

— Нет, ты подожди! — он схватил ее за руку, — Ты будешь воспитывать Лизу. Ты! Это твой ребенок! Ты его заказывала! Мы с твоей сестрицей честно отработали.

Катя почувствовала дурноту и снова села. В его словах была истина.

Она действительно очень хотела этого ребенка. Просто теперь весь ужас ее прошлых бед был в этой маленькой девочке, Лизе. Слишком много времени утекло с тех пор: она теперь другая, пережив страстное желание иметь ребенка и боль оттого, что ей это не суждено, она смирилась. Ей никто больше не нужен, разве что Игорь. Неожиданно ей захотелось увидеть его, рассказать ему обо всем, узнать его мнение. Но она не может этого себе позволить. Та, прежняя Катя, которая позволяла всем себя дурачить, могла бы. Но другая, сильная Катя, которой она стала, не может допустить этой слабости. Она справится со всем одна. А потом, может быть, позвонит Игорю. Но решать ей!

Она вскинула подбородок и выпрямилась на стуле:

— Я подумаю. Дай мне адрес Лизы. Я хочу на нее посмотреть.

— Так ты позаботишься о ней?

— Позабочусь, — она заставила себя смотреть ему в глаза. — Но будет ли это только материальная помощь или я буду воспитывать ее, зависит от времени. Пока я лишь испытываю к ней презрение, как к ребенку, отец и мать которой — убийцы. И, может быть, еще жалость, но всего этого, как ты понимаешь, недостаточно, чтобы назвать ее дочерью.

— Но Катя, ты же хотела ребенка, и теперь он у тебя есть, — у Павла вновь был жалкий вид.

— Спасибо, премного благодарна, — она встала. Ты и моя сестрица сделали все, чтобы отлучить от меня этого ребенка.

— Ты стала очень жестокой! Пашка смотрел на нее с грустью, пытаясь найти в этой уверенной женщине прежнюю доброту и нежность. Она презрительно скривила губы:

— Забавно, когда человек, зарезавший мать своего ребенка, рассуждает о жестокости. Послушай, а ты не думал, что будет с твоей дочерью, когда убивал ее мать?

— Я думал о тебе, Катя. Я любил тебя и должен был отомстить за тебя. А потом не забывай, я никогда не хотел этого ребенка, вы все решили за меня. Боюсь, что я так и не смог стать ей хорошим отцом. Он помолчал, а потом тихо добавил: — Я никем не смог стать, после того как ты ушла.

— Я ушла потому что ты изменил мне. Ты переспал с моей сестрой! А этому нет прощения!

— Да, — согласился он, — поэтому каждый должен нести свой крест, я — этот, — он окинул взглядом тюремные стены, — А ты, — он усмехнулся, — Будешь воспитывать дитя убийц.

Катя забарабанила в дверь, ее нервы были на пределе:

— Выпустите меня отсюда.

Последнее, что она услышала, после того как охранник открыл дверь ее, были Пашкины слова:

— От себя не убежишь, Катенька.

От себя не убежишь и от своей злосчастной судьбы тоже. Ну как тут не начать верить во всякие наговоры и проклятья? Катя неслась по улице, едва не сбивая прохожих, прочь от этого места, от этой проклятой тюрьмы. Пришла в себя она только у Белорусского вокзала. Вокруг спешили люди, носильщики, таксисты зазывали приезжих, жизнь кипела. Куда же теперь? Ах да, эта девочка! Странные штуки подкидывает нам жизнь, и наши желания сбываются иногда слишком поздно. Может быть, нужно осторожнее желать или точнее формулировать желания?! Как она хотела этого ребенка, но это было так давно.

Она боится этого ребенка, ее родители — убийцы, что можно ожидать от девочки с такими генами?!

Какая чушь, одернула она себя. Да разве дети ответственны за грехи родителей? Катя села на каменные ступеньки у входа в метро «Белорусская», не обращая внимания на бомжиху, приютившуюся рядом. Люди бежали на работу, красивые девушки, с утра на шпильках и при полном параде, спешили занять свои рабочие места, чтобы вечером просадить заработанные деньги в барах и на дискотеках.

Бомжиха некоторое время наблюдала за хорошо одетой, полностью ушедшей в себя молодой женщиной. Она осторожно придвинулась ближе:

— Проблемы, милая?

Катя удивленно перевела на нее взгляд и покачала головой.

— Мне тоже плохо, — пожаловалась бомжиха. — Вчера перебрала с Колькой, а теперь опохмелиться нечем.

— Мне бы ваши проблемы, — посетовала Катя, доставая кошелек.

Мелких денег не было, она достала сотенную:

— Возьмите деньги, купите себе пива!

— Да ты спасла меня, девочка, ой спасибо, да ты сиди, я сейчас принесу сдачу.

— Ладно, — махнула рукой Катя. — Пусть хоть кому-то будет хорошо.

— Сиди, — приказала бомжиха и завернула за угол.

Катя закрыла глаза, прислоняясь к холодным каменным ступенькам.

Что же делать дальше? Уехать снова? Так от себя не убежишь, правду Пашка сказал.

— На, держи сдачу и пиво, — бомжиха протягивала Кате деньги и открытую бутылку.

— Зачем мне пиво? — удивилась она.

— Выпей — полегчает, а то на тебе лица нет.

— Но я же не могу здесь, на улице, прямо из бутылки… — пробормотала Катя. — Я..

— Успокойся, сейчас такая жизнь, никто ни на кого внимания не обращает. Вроде вокруг люди, а ведь никто и не поможет, если умирать будешь. Одиночество в толпе людей — страшная штука.