Заур Зугумов - Бродяга. Воскрешение

Но прежде чем продолжить описание настоящей жизни Бутырки, мне хотелось бы подчеркнуть тот факт, что администрация тюрьмы лучше, чем большинство ее «клиентов», знает все ходы и выходы, которыми пользуются заключенные.

Я имею в виду в первую очередь «дороги», о которых хочу написать подробней. Ничего нового и запретного, в воровском понимании дела, я не сообщаю, а в силу своих понятий и убеждений не подчеркнуть этот момент, конечно же, не могу.

Дело в том, что раньше общение между камерами начиналось после вечерней проверки. Исключением были те случаи, когда шла срочная депеша на Воров. То есть, как только проходила вечерняя проверка, «дороги» снимались с контрольки и начинали функционировать до утра. Перед утренней проверкой они опять ставились на контрольку, и так впредь до вечера.

Я отменил это устаревшее правило, ничего общего не имеющее с воровским. Была и еще одна причина, и довольно-таки серьезная, по которой нужно было спешить с этими важными переменами в жизни корпуса и всей тюрьмы.

Дело в том, что в 162-й хате сидели отморозки, которые после продолжительных войн на свободе оказались за решеткой. Здесь они пытались навязать что-то свое, но не тут-то было.

Тюрьма — дом воровской, и хозяевами здесь «лохмачи» никогда не были и не будут. Так что, повоевав немного в тюремных камерах и в лагерных бараках, они были биты, как сидоровы козы, и на этом, казалось, успокоились, но не совсем. Как только появлялась возможность, они пытались показать свой козий характер и тут же вступали в жесткую конфронтацию.

Но не всегда могут дойти до «бродяжни» проблемы и нужды мужика — простого и честного арестанта. А все из-за «контингента» — этих хамелеонов и лизоблюдов преступного мира, которые считают себя бродягами лишь только тогда, когда это им выгодно.

В 162-й хате из ста двадцати человек не более десяти были спортсменами и качками, они и делали погоду в хате. Они запрещали мужикам курить, могли часами не подходить к «дороге», открыто игнорируя все воровское, которое им было чуждо, могли поднять руку на мужика и многое другое.

Зная, как бороться с этой нечистью, я не спешил вступать с ними в поединок, наперед зная, что умнее и хитрее их всех, вместе взятых.

Далее шли проблемы с «дорогами» шестого корпуса вниз — на «малый спец», и в частности на воров. Если здесь, на «аппендиците», мне достаточно было «пустить прогон» и все исполняли то, что в нем было указано, то на шестом корпусе было все намного сложнее. Там был другой положенец, и для начала мне нужно было познакомиться с ним поближе, а уж затем, продумав все ходы, и свои, и легавых, действовать.

В течение нескольких дней у меня никак не получалось схлестнуться с Рамазом, и потому я изучал и анализировал все то, о чем меня ставили в курс босота, находящаяся рядом, и люди, просидевшие на разных корпусах Бутырки по несколько лет. Изучив таким образом обстановку, мне удалось через несколько дней пересечься с Рамазом у него в хате и поделиться с ним своим планом.

Рамаз оказался глубоко порядочным и честным человеком, в чем я ни секунды не сомневался, иначе он не был бы тем, кем был. Он провел в Бутырке уже четыре года (кстати, его и освободили чуть позже из зала суда), и, надо думать, у него был богатый опыт относительно всего, что касалось этого мрачного и зловещего острога.

Мы тут же поняли друг друга и подружились. Проговорив с самого утра до вечерней проверки, мы все обсудили и обо всем договорились. Только сообща мы могли перехитрить ментов и не допустить запалов, которые случались последнее время один за другим. Мы это оба понимали, и, забегая вперед, скажу, что сделали все по уму, хотя пришлось немало понервничать и попереживать. Это была игра в кошки-мышки, и условия в ней были далеки от равных.

Как все это происходило? Для того чтобы переправить сообщение в виде малявы на шестой корпус, существовало два способа. Один — через «судовых», но в таком случае больше одной, от силы двух маляв переправить было сложно, потому что им приходилось «торпедироваться». А если их было сто, сто пятьдесят или даже больше, да к тому же со всех корпусов и все они шли через аппендицит и в ту, и в другую сторону?

Перед прогулкой, а, как я уже успел упомянуть, прогулочные дворики располагались на крыше пятого и шестого корпусов, мы затаривали массу пришедших маляв в длинный, специально для этой цели связанный чулок и шли с ним на прогулку. Здесь по давно обговоренному «цинку» «дорогу» опускали вниз, на шестой корпус, в одну из тамошних хат, и вот тут-то и следовал запал.

Что делали менты? Зная время и «цинк», они выводили всю хату на коридор и ждали наших позывных сверху. Как только они их получали, тут же следовал обмен паролем и груз шел вниз, прямо в руки мусоров. Получив его, они вновь запускали людей в хату, а сами шли читать малявы арестантов и принимать соответствующие меры. То же самое происходило и с «дорогой» из шестого корпуса вниз на «малый спец». Дошло до того, что скопилось такое количество корреспонденции, что ее уже некуда было «гасить».

Вот мы и разработали с Рамазом схему, следуя которой, запал был почти полностью исключен, а любой мент, выдававший себя за арестанта, тут же изобличался «дорожником» просто и безо всяких дополнительных средств.

Многого, конечно же, я не могу поведать читателю, но смею уверить, что имею право гордиться нашим с Рамазом изобретением. Менты вскоре буквально взвыли и долгое время не могли понять, как и когда мы умудряемся передавать малявы и кто же их переиграл по части «дорог», пока какая-то падла не выдала нас. Но было уже поздно, схема работала как часы, и сбоев в передаче информации почти не случалось.

Подобные хитрости я придумал и применил и в общении с пятым корпусом и «большим спецом», но здесь «дороги» были относительно надежны, и мне пришлось лишь усовершенствовать передачу на некоторых перевалочных пунктах.

Может быть, когда-нибудь, когда в тюрьмах нашей страны наконец-то будут созданы нормальные человеческие условия и «дороги» и хитрости, связанные с их применением, канут в Лету, я напишу целую книгу об этом уникальном и простом изобретении заключенных ГУЛАГа. Прерогатива здесь, как и во всем, что касается новшеств, внедренных как той, так и другой стороной в тюрьмах и лагерях, принадлежит исключительно России. А пока мне приходится быть осторожным, чтобы не навредить людям, находящимся сейчас в заключении.

Так в заботах и хлопотах воровских прошел еще один год и наступил Новый, 1997-й. Под Новый год освободились сразу несколько Жуликов: Якутенок, Дато Ташкентский, Авто Сухумский и Маис. Один Бог знал, что с собой притащит на горбу этот год. И как показало время, хорошего было мало, да и что в тюрьме может быть хорошего? Вот Гучу «окрестили» (подельника Дато Какулии) — это было хорошим известием, базару нету, а остальное?