Марек Хальтер - Ночь с вождем, или Роль длиною в жизнь

— Да, господи, думаете, вы единственная из переселенцев, кто не знает идиша? Придется выучить, если хотите играть в наших прежних постановках. Но сейчас мы больше играем на русском…

— А я думала…

— Времена меняются, Марина Андреевна. Вы поймете, сколь времена переменчивы, изучив историю нашего народа.

— Но главное, я уже давно не выходила на сцену. Десять лет, если точно. Все эти годы, до начала войны, я в основном снималась на «Мосфильме». И только прошлой осенью Камянов, исполняющий обязанности директора МХАТа, назначил меня на роль Офелии. Но спектакль в последний момент запретили…

Левин прервал ее жестом.

— Вас направил сюда Михоэлс, мне этого достаточно.

— Я никогда не работала с Михоэлсом. Он просто меня пожалел.

— Значит, вы никогда не играли в пьесах из нашего репертуара?

Марина молча кивнула. Левин ее пристально разглядывал, чуть нахмурив брови, подперев кулаком подбородок. Отсвет прожекторов искрился в его черных зрачках. Худрук очень прилежно ее изучал. Марина смущенно отвернулась.

Уже давненько ее так не разглядывали мужчины. Она понимала, какое может произвести впечатление. Ужас, терзавший Марину последнее время, мучительное путешествие, недоедание, бессонные ночи, холод, одиночество ее не украсили. Утром, поглядевшись в подаренное Надей зеркальце, она там увидела будто незнакомое лицо. На нее смотрела женщина средних лет, с темными подглазьями, легкой сетью морщинок на лбу, плаксивым ртом. Короче говоря, женщина, махнувшая на себя рукой.

Марина взглянула на Матвея в упор и, поправляя заколку в волосах, нашла в себе мужество иронически улыбнуться.

— Москва не преподносит подарков.

— Вы — подарок Соломона Михоэлса, это главное. Ему довольно взгляда, чтобы распознать талант.

— Товарищ…

— Просто Матвей! Я вам прочитаю, что он о вас пишет.

Левин достал из кармана письмо Михоэлса.

Уважаемый товарищ художественный руководитель Биробиджанского ГОСЕТа, мой дорогой Матвей!

Если твой замечательный театр еще ставит спектакли в наше трудное время, ты оценишь редкостную жемчужину, которую я тебе посылаю. Ее зовут Марина Андреевна с птичьей фамилией Гусеева. Еврейский театр она знает не лучше любой гойки. Да и вообще, по-моему, не имеет никакого представления о евреях, не чувствует аромата нашей культуры. Бог Моисея ее в этом не просветил. Но зато наградил всеми качествами и достоинствами, которыми должна обладать настоящая актриса. Стоит с ней немного поработать — а я знаю, Матвей, что ты работяга, — и она наверняка сумеет одарить наших братьев тем эстетическим восторгом, который умеют внушить лучшие мастера прославленной еврейской сцены.

Марина молчала, с трудом сдерживая слезы. Почему Михоэлс так добр к ней? Зачем осыпал всеми этими незаслуженными комплиментами? Камянов и Каплер, что ли, убедили Михоэлса в ее таланте?

Левин потянулся вытереть слезу, катившуюся по Марининой щеке. Она отвернулась, Матвей опустил руку.

— А вы знаете, Марина Андреевна, что вам невероятно повезло? — спросил он ласково. — Я оказался на вокзале случайно. Это судьба! И взял с собой Надю непонятно зачем. А ведь у меня просто нет времени для бесцельных прогулок… Но я уже собирался уходить, когда увидел вас, спускающуюся на перрон. Все эти якобы случайности не случайны. Вы это понимаете, Марина Андреевна?

Марине показалось, что он хочет ее коснуться. Может быть, в другой момент она была бы не против. Красота Левина, его голос произвели на нее большое впечатление. Как и изысканность манер. Как и его лесть. Как и заразительное жизнелюбие… Но был ли он искренним хотя бы самую малость? Или все это уловки опытного соблазнителя? Кто ж его знает? Чтоб разобраться, ей надо отдохнуть, прийти в себя.

Марина встряхнулась, как прогоняют сон. Пробормотала слова благодарности.

— Извините, после этого путешествия я еще плохо соображаю.

Левин улыбнулся и взглянул на часы.

— Идемте, пора нанести визит товарищу председателю комитета.

Уже за кулисами он поднял рубильник, и сцена погрузилась во мглу.

Левин оказался прав: комитет, включая председателя и Машу Зощенко, не имел ничего против, чтобы Марина осталась в Биробиджане. Кроме председателя и Клитенита, в него входили четыре женщины и еще один мужчина — все из первых переселенцев.

Открыл заседание Левин. Он заверил, что появление в Биробиджане выдающейся московской актрисы не просто обогатит культуру автономной области, но и редкостная удача для руководимого им театра. После двух лет топтанья на месте наконец-то можно будет поставить новые спектакли, которых так жаждет зритель в это суровое, голодное время. Это все столь очевидно, что не заслуживает обсуждения. Он отнюдь не призывает нарушить закон. Да, переселение в их регион сейчас приостановлено, однако в данном случае речь идет не о переселении, а о временном пребывании. Товарища Гусееву можно прописать в Биробиджане на два года, пока не закончится срок действия ее гражданского паспорта. У них вообще острая нехватка работников культуры, и в театре — сплошные вакансии, которые необходимо заполнить. Сколько уж раз он, художественный руководитель, поднимал этот вопрос, даже в Москву обращался, чтобы прислали актрису. К тому же не будет ли оскорбительным для великого Соломона Михоэлса, председателя Еврейского антифашистского комитета, если они отвергнут его очередной дар Биробиджану?

Левин говорил вдохновенно и напористо, как человек, уверенный, что к нему прислушиваются. Женщины из комитета, включая Зощенко, не могли глаз оторвать от этого красавца. Суровое выражение их лиц, выдубленных бесприютной сибирской жизнью, теперь смягчилось, будто от мужской ласки. Зампредседателя Клитенит терпеливо слушал, полуприкрыв глаза и купая усы в сигаретном дыму. Председателя речь Левина убедила, судя по тому, как он доброжелательно вскидывал брови, глядя на Марину, которая отметила, что влияние Левина на комиссию явно большее, чем просто у худрука театра.

Но размышлять на эту тему ей было некогда. Марине пришлось заполнить небольшую анкетку. После чего в паспорт мгновенно шлепнули штамп о прописке и внесли ее фамилию в реестр переселенцев. Затем комиссия в полном составе поздравила Марину с прибытием. Члены комиссии заботливо расспрашивали, хорошо ли она устроилась, обещали всяческую помощь, а также поаплодировать ей на ее первом же спектакле. Безусловно, Левин прав! Даже в отдаленных селениях, даже в армейских гарнизонах люди буквально изнывают без новых спектаклей Еврейского театра.

Клитенит торжественно огласил решение комиссии. До этого он не произнес ни слова. Когда члены комиссии встали со своих мест, Маша Зощенко что-то шепнула Левину. Когда и он, улыбнувшись, ей что-то шепнул в ответ, Марина впервые услышала ее смех.