Энн Фортье - Царица амазонок

Мирина усталым жестом заставила дочь умолкнуть:

– Близятся времена, когда у нас не будет недостатка во врагах, я в этом уверена. И для того чтобы выжить, мы должны быть всегда готовы, всегда легки на подъем…

– А мы и будем! – воскликнула Талла, взмахивая руками. – Но даже сильнейший из бегунов нуждается в отдыхе! Давайте не будем вести себя как те животные, которые просто гибнут от истощения! Мы можем быть амазонками, но мы не можем мчаться галопом вечно!

И вот они обосновались на месте на некоторое время, потом двинулись дальше и снова осели, но никогда и нигде не пускали настоящих корней, всегда оставаясь бродягами. И куда бы они ни шли, глиняные таблички Трои, которые никто из них не мог прочесть, служили символом их клятвы царю Приаму и самим себе: никогда не забывай.

И все годы они старательно поддерживали знание того письма, которому научила их Кайми, но что было куда более важно – они не забывали свою историю. Даже когда пришло время и их большой отряд разделился на несколько групп, каждая из них упорно держалась за то прошлое, что было общим для всех них. Потому что в этой истории, как они понимали, таилась мудрость, способная защитить семя от голодных жуков, – мудрость, обещавшая новый и лучший мир.

Оксфорд, Англия

Шелдонский театр буквально гудел от звучавших в нем догадок и предположений. Редко случалось, чтобы скромная область классической филологии привлекла внимание мировых средств массовой информации, но эта пресс-конференция стала тем самым исключением. Меньше месяца назад мистер Людвиг пообещал мне, что я внесу свой вклад в историю. Однако он, солгав тогда, оказался абсолютно прав в итоге, и именно об этом я думала, поднимаясь на сцену.

– Спасибо, профессор Ванденбош…

Я улыбнулась несчастному старому злюке, у которого было меньше суток на то, чтобы составить хвалебное вступление с перечислением всех моих научных званий, личных добродетелей и неоценимых вкладов, сделанных мной в научную копилку Оксфорда… то есть с нынешнего дня в мировую науку. Несмотря на то что у профессора слегка дергался глаз, когда он обращался к прессе, почтенный глава факультета теперь, по-видимому, и сам был убежден в том, что является моим лучшим другом и коллегой.

В течение трех дней с момента прибытия деревянных ящиков профессор Ванденбош и все остальные, имевшие отношение к античному миру, вынудили меня ответить на вполне понятное множество вопросов, а также обвинений и оскорблений, и сам профессор в особенности был ужасно разочарован тем, что я все равно осталась в живых. Будучи самоназначенной душой античной науки, профессор Ванденбош вскоре оказался оттесненным в сторону журналистами и представителями власти, у которых недостало терпения выслушивать его наставительные медитации. И в итоге в дело вмешался вице-канцлер, и за один вечер была организована пресс-конференция.

– Как вы уже знаете, – продолжила я, всматриваясь в колышущееся море лиц перед собой, – некий анонимный шведский коллекционер доверил мне двенадцать глиняных табличек с письменами на лувийском языке – языке, на котором говорили во всем хеттском мире до второго и даже первого тысячелетия до нашей эры. Моя рабочая теория состоит в том, что эти таблички содержат в себе исторические сведения о древней Трое – это записи, которые кто-то сумел вывезти из города перед тем, как он был разрушен более трех тысяч лет назад. Как вы все отлично знаете, легендарная Троя продолжает интересовать не только ученых, но и всякого, кто неравнодушен к древним цивилизациям. И я надеюсь, что эти таблички лягут в основание новых представлений о том, чем же была столица царя Приама.

Я собиралась сказать кое-что еще, но стоило мне сделать паузу, как в зале взметнулся целый лес рук, требовавших моего внимания. Сосредоточившись на центральной группе журналистов от самых крупных изданий и телеканалов, на которых в особенности указал мне вице-канцлер университета, я быстро ответила на несколько вопросов.

– Вы говорите, что таблички получены от некоего анонимного шведского коллекционера, – сказал скрипучим голосом какой-то лондонский репортер с зализанными назад седыми волосами. – Нельзя ли поподробнее?

– Боюсь, нет. Я согласилась не раскрывать имени дарителя.

– Доктор Морган! – заговорила женщина, чье лицо я нередко видела на телеэкранах. – Когда я просмотрела ваши научные статьи и заметки, то нашла там много разного, – она слегка поморщилась, – об амазонках и почти ничего – о Трое. Не может ли это вызвать сомнения в том, что вы достаточно квалифицированны для исследования новой для вас темы?

Я заставила себя улыбнуться:

– Поскольку вы уже знакомы с моими работами, то, безусловно, вам известно, что я не чужда знанию лувийского языка.

– Но что именно говорится в тех табличках? – спросил какой-то американец в старомодном коричневом костюме, единственный из всех, кто выглядел хотя бы отчасти доброжелательным.

– Я получила их всего три дня назад, – ответила я. – Но насколько я успела понять, мы имеем дело с историческими хрониками, в которых перечисляются конкретные события и имена.

Я собиралась продолжить, но меня перебил похожий на бешеного питбуля француз, который был просто не в силах дождаться своей очереди.

– За последнюю неделю, – рявкнул он не только на меня, но и на всех сразу, – произошли и другие так называемые инциденты в мире торговли артефактами. Хорошо известный всем коллекционер по имени Григорий Резник был убит на каком-то складе в Женевском международном аэропорту. Судя по всему, его застрелил сын другого коллекционера, его конкурента, в процессе незаконного обмена предметами древности. И кое-кто предполагает, что именно Резник еще недавно владел табличками Трои. И еще три дня назад в Римский архив был анонимно возвращен некий древний манускрипт под названием «История амазонок». Текст был украден именно из этого архива предположительно все тем же Резником. – Француз уперся в меня обвиняющим взглядом. – И какова же ваша роль во всех этих событиях?

Вопрос чуть не сбил меня с ног.

– Для меня все это совершенная новость, – ответила я как можно более спокойно. – Но я сильно сомневаюсь, что таблички Трои могли лежать на складе в Женеве все эти годы. Следующий вопрос, пожалуйста!

К тому времени, когда наиболее энергичные журналисты наконец насытились мной, руки у меня так дрожали, что пришлось сложить их на груди. До последней минуты я надеялась увидеть, как из ниоткуда возникает Катерина Кент, чтобы присутствовать на пресс-конференции. Но, видимо, это сражение мне было назначено вести в одиночку.