Михаил Веллер - Бомж

Исчезли все эти китайские выкидные ножи, зонтики, дешевые очки, обувь из крашеной клеенки и прочие радости, доступные бедным людям.

Выходишь утром:

— Ой! А где здесь ларек стоял?..

— Ой! Где-где — в звезде!

Оптимизация, значит, городского пейзажа.

Между прочим, всегда можно было накалымить на горячую булочку, если невтерпеж захотелось сдобой горяченькой насладиться. С корицей, с глазурью, с маком. Насладился? — и хватит. Хрена вам, товарищи дорогие, заместо горячей булочки — идите в «Шоколадницу» или в «Кофе-хаус». Меня там только и ждут. И выпечку аннулировали… враги народа.

Пиво и сигареты держались дольше всех. Оно понятно — рентабельность выше, выручки больше, можно платить и откупаться. Не помогло! Ишь, наемники враждебного Запада, спаивающие народ сионисты. Запретили им пиво и сигареты. И остались квадратные темные заплатки в память о киосках посреди серого истоптанного асфальта. Всем спасибо.

Цветочницы, цветочницы им чем помешали?! Ну хорошо, я цветов не ем, не пью, не курю и не нюхаю. Мне лично цветы по фигу. Тем более владельцы все азеры, нанимают наших девок и еще дерут их за ту же зарплату. Я согласен: это унижает национальную гордость великороссов (где я уже слышал это выражение?..) Но что лучше: цветы и азеры — или ни азеров ни цветов? Тем более цветы были на виду — а азеры маскировались по щелям; они кантовались в собственном кафе «Баку».

…И вот сейчас мы с Петюней смотрели, как кончают раскурочивать мороженщицу на углу Гагарина и Сквера Космонавтов. Подъехал грузовичок-«газель», и уборщики-ломастеры таджики стали скидывать в кузов драные фанерные листы, штабелек брусьев, составлявших каркас конструкции, скатанный в рулон линолеум с пола и гремящие цинковые листы, бывшие только что контейнерами.

Грузовичок уехал, а таджики со своими гвоздодерами и кувалдами на плечах перешли улицу и подступили к сапожнику. То есть сапожник сам отсутствовал, естественно, и киоск его был закрыт. Зрелище погрома никакому хозяину здоровья не прибавит.

С этим бумажным домиком они вообще управились в мгновенье ока. Втык-дерг, дрынь-шарах, заскрипела беседочка, сложился хилый скелетик, уноси готовенького. И чем-то мне эти молоденькие смуглые ребятки в синих спецурах, довольно новых, стали напоминать… не то гробовщиков, не то татаро-монгольское нашествие. Пока все не снесут — не успокоятся.

Тут Петюня, извращенец хренов, делает заявление:

— А вон того, поменьше, гладенькое такое личико, я бы, пожалуй, трахнул.

— И не мечтай, — говорю. — Ты что, дурак? Это же азиаты. Они кричать и ругаться не будут, они тебя ласково сразу зарежут.

— Почему ты не олигарх, Пирамида? — лыбится он. — Ты же тупой, как валенок, все данные для карьеры. У них за невесту калым знаешь какой платить нужно? А без этого нельзя — если замуж вышла не целкой, муж должен ее зарезать и отца ее. Так что — что? Так что среди их молодежи геев больше, чем натуралов. Наш контингент!

А одет он — как сторож дурдома на День Победы. Брюки бледно-желтые в клеточку, пальто кофейное чуть ли не верблюжье, черная водолазка, и георгиевская ленточка бантом у плеча приколота. И довольно чистый, между прочим.

— Если б я был мальчик, — говорю, — я бы от тебя бежал в таком прикиде.

— Ошибаешься, дорогой. Если б ты был мальчик — вот тогда я сделал бы тебя настоящим мужчиной.

— Ага. Девочкой бы ты меня сделал. Фальцетом бы ты в церкви пел! Я бы тебе яйца откусил.

Покурили мы еще, посмотрели, как хлам, бывший только что сапожной будкой, погрузили на вернувшуюся «газель». Таджики сняли рукавицы и втиснулись в кабину. Зрелище кончилось.

Мы разошлись по своим делам, и больше я Петюню не видел. И никто его больше не видел. Прошел слушок, что один мужик пришиб педофила, пристававшего к его сыну. А труп скинул в реку, рыбы обглодали, с концами. А в таких случаях как? Прибился к берегу, позвонили ментам, для проформы написали экспертизу и зарыли на кладбище в квадрате «Ц», где хоронят неопознанных. Поставили номер и дату. Через пять лет могилу ликвидируют, подхоронят на это место другого.

Его зовут Седой, хотя вообще он лысый. Обычное дело. Все хотят быть красивыми.

Его сначала звали Диссидент. По принадлежности и речам, за которые можно сразу срок давать. Но это погоняло длинней помела. Выговорить трудно, особенно когда выпьешь. Имя должно быть кратким, чтоб — без сознания, а назвался! Пробовали сокращенно Сидя — но эта ерунда сразу всех насмешила: сидя на толчке. Тогда чуть переделали в Седя. Тоже хрень. Он сам тогда предложил: а зовите Федя. А Федя из угла голос подает:

— А я тебе кто буду — Барак Обама?

— Да, — говорим, — нам пока и одного Феди хватит. Двух не прокормить.

Он не понял, чего мы ржем, обиду начал изображать. А дело в том, что Федя вечно норовит чужое сожрать, чуть отвернешься. А морду ему бить трудно, он здоровый. И бешеный. Но полезный — от чужих всегда отмахает.

А у этого лысина блестит — как елочный шар. Алена на нее глазела, как под гипнозом. И невпопад спрашивает:

— Где это ты такой красивой сединой обзавелся?

Все как грохнули! И стал наш диссидент Седым.

Мы считаем, что Пентагон должен платить Седому зарплату. Потому что он подрывает любовь к России каждой брызгой слюны из болтливой пасти. Веру, надежду и любовь — все подрывает разом. Я, скажем, по сравнению с ним — просто Маяковский. Я когда его слышу, просто хочу достать из широких штанин. Таких людей надо посылать на Селигер, чтобы они личным примером возбуждали ненависть к оппозиции.

С Диссидентом, то есть Седым, мы познакомились, когда в городе был митинг против поселка цыган-наркоторговцев. Они там шикарно отстроились, а вся молодежь к ним за наркотой ходит, и прямо в своих школах тоже торгуют. И курят, и ширяются, и все дела.

И митинг, как полагается, сначала скандировал типа «Спасите наших детей», потом «Долой взятки», а потом уже можно было квалифицировать как призывы к насильственному свержению законной власти и пропаганду экстремизма и национальной розни. Типа долой мэра, начальника полиции в тюрьму, черножопых пожечь и тому подобное. Народ за демократию, одним словом. Мэра им подайте. Сейчас. Специально для вас его и растили.

Потом, естественно, пришли марсиане. Звездные войны. Они страшно гордятся, что им тоже, как в телевизоре, выдали все эти щитки, шлемы с забралами, прозрачные щиты, ну а дубинки у них были с самого начала демократии. Демократизаторы. И дали сеанс звездных войн. Звезды из глаз полетели. Дубинками по головам и по почкам. Да так бодро, так напористо, с азартом — прямо загляденье! Хорошая это работа — дубасить толпу за зарплату. Для блага отечества, опять же.