Олег Рой - Дочки-матери, или Каникулы в Атяшево

Ели в глубоком молчании. Лена и Наташа притихли, чувствуя царящую за столом атмосферу. Ольга беспокоилась за мужа. Ирина дулась на мать. Татьяна Сергеевна плохо сдерживала раздражение. Алика, погруженная в свои переживания, вообще не замечала ничего вокруг. Дед Игнат бросал косые взгляды на каждую из них по очереди и тоже отмалчивался.

Когда завтрак был закончен, Татьяна Сергеевна, как обычно, стала отдавать распоряжения:

— Лена, ты заниматься идешь? Хорошо. Оля, бери Наташу и идите поливать огород. Дождь то ли будет, то ли нет, а полить надо.

Поглядела им вслед, переключила внимание на Алику и строго проговорила:

— Будешь мыть посуду, сделай это как следует, а не так, как в прошлый раз.

— Как умею, — фыркнула Алика. — У вас тут кран неудобный и раковина такая дурацкая, разве в ней вымоешь нормально?

— Другие моют, — отрезала Татьяна Сергеевна.

— Вот пусть тогда другие и моют, — огрызнулась Алика.

Широкие темные брови Татьяны Сергеевны сошлись на переносице, и Ира невольно замерла — она слишком хорошо знала, что это означает.

— Алика! — строго прикрикнула бабушка, однако внучка не так робела перед ней, как дочь.

— А что «Алика»? — грубовато отвечала та. — Я уже девятнадцать лет как Алика. Я к вам сюда не нанималась ни в посудомойки, ни в батрачки! И вообще я где-то читала, что существуют бабушки, которые любят своих внуков и заботятся о них, а не заставляют вкалывать с утра до ночи… брехня, конечно!

С этими словами она развернулась и, бросив тарелки, которые начала было собирать, покинула веранду.

— Ах ты… — Татьяна Сергеевна задохнулась от гнева и оглянулась на дочь. — Ира! Что ты молчишь?!

— А что я должна делать? — пожала плечами Ирина.

— Как «что»? — Татьяна Сергеевна еще больше рассердилась. — Она твоя дочь!

— Да, мама, моя дочь. И что теперь? Крапивой ее выпороть, что ли? — Ира и сама была растеряна и возмущена поступком Алики, но ей стало очень неприятно, что мать сразу назначила ее крайней.

— Тебя бы кто выпорол! — сорвалась Татьяна Сергеевна. — Так запустить ребенка! Пороть ее надо в детстве было, сейчас поздно уже…

— Мама, послушай меня… — начала было Ирина, но мать явно была сейчас настроена не на дискуссию, а на монолог.

— Нет, Ирина, это ты меня послушай! — перебила она. — Вот ты удивляешься, почему у тебя дочь выросла такой эгоисткой и грубиянкой. А знаешь, почему? Потому что она вся в тебя! Ты тоже с этих же лет решила, что лучше всех все знаешь. А старшие ничего в жизни не понимают и годятся уже разве что на погост. Вот ты и укатила в эту свою Москву скаженную…

— Мам, ну зачем ты так говоришь? — Ира тоже повысила голос. — Никогда я не считала, что ты ни на что не годишься. А то, что я в Москву уехала, — это же только к лучшему! Я сразу в институт поступила…

— Поступила… И чему ты там выучилась? Мужиков менять, да перед камерами хвостом вертеть! Тоже мне профессия — перед людьми стыдно!

— Ну все, дамы. — Дед Игнат, про которого женщины в пылу спора даже забыли, затушил недокуренную папиросу и даже стукнул ладонью по столу, чтобы привлечь к себе внимание. — Прекратить разговорчики и слушать сюда. Я сейчас один умный вещь скажу, только не обижайтесь, пожалуйста. — Дед Игнат довольно точно скопировал интонацию персонажа Фрунзика Мкртчяна из «Мимино», но мать и дочь были слишком взвинчены ссорой, чтобы обратить на это внимание и тем более улыбнуться.

— Игнатий, ты бы… — начала было Татьяна Сергеевна, но он не дал ей договорить.

— Таня, не перебивай! — произнес он так строго, что обе женщины замерли, как зайцы, заметившие тень ястреба. — Ты уже поговорила — дай и другим сказать.

— И что ж ты нам такого умного скажешь? — Татьяна Сергеевна не собиралась сдавать позиции, в ее голосе явно звучала ирония, но дед Игнат словно и не замечал этого.

— Скажу, что вы на Алику только глядите, а не смотрите. А потому и самых очевидных вещей не видите. Вот какая она, по-вашему?

— Гламурная, — пожала плечами Ирина. — И эгоистичная не в меру.

— Капризная, ленивая и избалованная сверх всякой меры, — обрубила Татьяна Сергеевна, не глядя ни на дочь, ни на деда Игната.

— Эх, ля фам, ля фам… — театрально вздохнул дед Игнат. — Ничего-то вы не видите… Как куры — не дальше своего носа. Одинокая она! Она такая одинокая, что вам обеим и не снилось. Ни там, ни здесь у нее нет ни одного близкого человека.

— Но как же… — начала было Ирина и замолкла на полуслове. Ей хотелось сказать, что у ее дочери есть мать, что вот буквально позавчера они проболтали всю ночь до рассвета… Однако она не сказала этого, поняв, как нелепо прозвучит это заявление. Разве одного, пусть и долгого, разговора за девятнадцать лет достаточно, чтобы говорить о родстве душ?

— Знаете, девицы, — продолжал тем временем дед Игнат, — я когда-то давным-давно в «Науке и жизни» статью читал об одном эксперименте. Там маленькой обезьянке вместо настоящей матери дали куклу плюшевую. А кормили в другом месте. Так малышка покушать сбегает — и опять на куклу забирается, целый день и сидит на ней, и спит. Так ей мать была нужна, пусть хоть тряпичная… Я понятно выражаюсь?

Ирина отвернулась, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы. И была совершенно изумлена, когда дед Игнат вдруг продолжил:

— Ты, Тань, думаешь, что я сейчас только про Иру говорю? Ошибаешься. Я сейчас говорю даже больше о тебе, а не о ней. К тебе дочь за помощью приехала, а ты только орешь на нее, да нотации читаешь.

— За какой помощью? — удивилась Татьяна Сергеевна. — Она не говорила, что ей нужна помощь….

— А ты сама-то не почувствовала? — усмехнулся дед Игнат. — Зачем, по-твоему, взрослая дочь едет к матери, которую давно не видела? Не знаешь? За помощью, даже если сама этого не понимает. Вспомни, к кому она маленькой бежала, когда ей плохо было, больно?

— Да она уж теперь не маленькая, — хмыкнула Татьяна Сергеевна. — Сама умная, сама мать, сама все знает…

— Да уймись ты, наконец, Татьяна! — нахмурился дед Игнат — Что ты ее все шпыняешь-то? Помнишь, как моя бабка говорила: «осина не родит апельсина»? На себя-то посмотри! Если б ты на самом деле была такой хорошей матерью, какой себя позиционируешь, вряд ли бы Ирочка от тебя сбежала.

— Знаешь что, Игнат! — Татьяна Сергеевна так и подскочила на месте. — Я сейчас не посмотрю на твою ногу…

Однако дед Игнат так и остался сидеть, даже не шелохнувшись.

— Ишь ты, пугает она меня, — обезоруживающе улыбнулся он. — Не стоит, Танечка, не старайся. Меня сомалийцы с ангольцами не так пугали, но ничего, не заикаюсь…

Его слова возымели свое действие, Татьяна Сергеевна снова опустилась на лавку и даже не сказала ничего, только укоризненно покачала головой.