Владимир Шаров - Возвращение в Египет

Гоголь не хотел видеть, что дворянство, встав между, мешало личным отношениям царя и «мира». И помазанником Божьим, и его народом это переживалось мучительно, как большая неправда.

Хотел того Гоголь или нет, он стал писателем той власти, которая после восстания декабристов, бесповоротно разочаровалась в дворянстве — прежде своем собинном друге, напарнике и помощнике.

Всё, о чем мечтаешь, получить трудно. Гоголь ценил статус дворянина, как апостол Павел — свое римское гражданство. Мысль, будто Николай I, которого он почитал, враждебен его сословию, всячески отгонял, убеждал корреспондентов, что говорить о подобном нет оснований. Но они были.

Если Гоголь, выставляя на свет Божий пороки, думал об исправлении дворянства, то Николай I желал скомпрометировать сословие, лишить его веры в себя. Когда решался вопрос о постановке «Ревизора» и печатании поэмы, интересы обоих совпали, но, сколько бы Гоголь себя ни обманывал, его просто использовали. Уже не при Николае, а при его преемниках царская власть сначала торжествовала победу, а затем рухнула. К ее падению дворянство отнеслось равнодушно. В феврале 17-го года Николая II не поддержал никто, да и в белом движении монархисты были в меньшинстве. Разделившееся царство не устоит. Гибель династии, как и изгнание дворянства, — единственный эпилог раздрая.

Сам Гоголь за избранный народ держал всех, кто готов обратиться к Богу. Его оппоненты — Николай I Романов и революционеры-народники — на равных были убеждены, что пока русские — смесь евреев и египтян, оттого прежде, чем возжигать в алтаре огонь, надо отделить чистых от нечистых. Иначе Бог жертвы не примет. Египтянами царь и революционеры считали дворянство. Печально, что «Мертвые души» их в этом лишь укрепили.

После Петра I два века нашей истории, думаю, выглядят так. Прежде верховная власть шаг за шагом пересиливала вотчинников, в конце концов их дожала. Ее союзником, главной опорой было служивое дворянство. Но у всякого свой интерес. Как плату дворянам отдали крестьян, сделали мужика крепким не только земле, но и владельцу. Конечно, верховная власть пошла на это без радости. Как ты понимаешь, наместник Бога, чтобы вести избранный народ в Землю Обетованную, не нуждается в посредниках. После Петра дворянство и саму Верховную власть посадило на цепь. Весь XVIII век — перевороты, одно за другим убийства помазанников Божьих.

Тасуя колоду, гвардия приводит на трон кого придется, но всё больше баб. Некоторых из них собственные дети станут потом числить в мужеубийцах (Павел I и Екатерина II). Это, Коля, с одной стороны, а с другой — русская империя не знала века успешнее. Территория страны не просто росла, не просто завоевывались новые и новые земли; наползая, будто выпирающее из квашни тесто, мы колонизовывали их и осваивали. Я говорю и о Кавказе, и о Новороссии, о Польше, обо всем Заволжье, Сибири, Дальнем Востоке. Да и цариц, коронованных столь неправедно, мы числим среди лучших правителей России и до сих пор воспеваем. Всё это, Коля, внушило служилому сословию мысль, что оно вернее Провидения знает, что для страны хорошо и что в России не Бог — именно оно, дворянство, есть источник любой власти.

Ясно, что то была злокозненная ересь, но тронуть бунтовщиков монархия робела. Понимала: пока дворяне сидят на миллионах душ владельческих крестьян, бороться с ними — самоубийство. Но план был понятен уже тогда. Переписать крестьян на государство, а их господ снова и полностью сделать зависимыми от службы. Об отмене крепостного состояния Екатерина, как ты помнишь, заговаривала не раз, но ни на что серьезное не решилась, потом и вовсе отыграла назад, подтвердила дворянству Жалованную грамоту.

Такова внешняя канва событий, она всем известна, однако была и другая, во многих отношениях более важная. Заговорщики, убившие императора Павла I, в качестве личной гарантии замешали в это предприятие его сына, будущего императора Александра I. Думаю, что именно здесь корень фальши, уклончивости, нерешительности, бесившей всех, кто его близко знал. Произошедшее в Михайловском замке сломало Александра, отравило ему царствование, по общему мнению, весьма удачное. Царствование, итогом которого стала победа над Наполеоном, Священный союз и наше преобладание в Европе. Но баланс сложен и скорее отрицателен.

Дело в том, что к концу правления Александра I дворянство напрочь разуверилось в связи русской монархии со Всевышним. Взгляды офицеров-декабристов, которые ровно через сто лет после смерти Петра I вывели на Сенатскую площадь его любимое детище — гвардейские полки, общеизвестны. «Северное общество» считало императора просто за высшего чиновника Российской империи, в сущности, первого среди равных, «Южное общество», более радикальное, склонялось к полному изничтожению романовского семени.

Перспектива для наследника Александра — Николая I, конечно, нерадостная. Последствия Сенатской площади были долгими, оборвала их уже наша революция. Но дело раскручивалось медленно. Как мы знаем, разного рода комитеты по крестьянскому вопросу создавались и заседали, однако, как и при бабке Николая I, императрице Екатерине, бал правила опасливость — до Крымской войны никто ни на что практическое не решался. Оттого главным фронтом стала пропаганда. Позиция царя, его окружения и здесь была уязвима. Разночинцы только нарождались, были еще слабы, и дискредитировать дворянство, убедить общество, что помещики бесчестно, преступно закабалили народ Божий, то есть они — натуральные египтяне, могли только сами дворяне. То есть необходим был самооговор, это среди прочего определило судьбу и нашего Николая Васильевича.

Мы с тобой оба знаем, что и у «Ревизора», и у «Мертвых душ» было немного шансов пройти через цензуру, знаем, что по Высочайшему повелению и пьеса, и поэма миновали ее легко, что называется, на вороных. Причем с минимальными изъятиями. Прибавлю, что позже Гоголь не раз получал от Николая I субсидии, а актеров Александринки, занятых в «Ревизоре», император собственноручно и щедро наградил. Встык с этим знать, да и вообще дворянство приняли и «Ревизора», и «Мертвые души» с отвращением, сочли их карикатурой, мерзким, злым пасквилем. Единственная сила, которая в этом противостоянии была единодушна с правительством, — Белинский и почти революционные «Отечественные записки». Кстати, в те консервативные годы журнал этот и дальше, удивляя всех, проходил через цензуру без больших потрясений. Объяснение казусу простое. Власть и не вышедшие из пеленок народники тогда одинаково относились к помещичьему землевладению, одинаково видели в нем беду и имели по сему вопросу негласный союз. Политика, Коля, вообще так устроена, что в ней больше, чем на один шаг, отродясь никто не загадывает.