Марина Королева - Верещагин (Кончерто гроссо)

– Еще как может. Ждал меня во дворе, подошел, еще спросил вежливо – вы такой-то? – поправил очки и набросился. Бил и повторял: это тебе за нее. За тебя то есть.

О господи.

– И что ты?

– Ничего. Стоял. Пытался заслоняться. Как видишь, получилось не очень, – он опять попробовал улыбнуться. – В общем, стою как дурак да еще и говорю ему: успокойтесь, успокойтесь… Потом к нам от подъезда кто-то пошел, он увидел и убежал.

Нет, Доктору определенно было весело. Меня это даже разозлило: чему тут радоваться? Я так и спросила.

– А что, собственно, траур устраивать? – Доктор стер платком сукровицу, которая стекала по подбородку. – Лучше повтори мне, что ты согласна.

Я обняла его – так крепко, как могла, но и так, чтобы не задеть разбитое лицо.

– Говорю же тебе, это я про новую работу.

– Но ведь на это ты тоже согласна. Он не задавал вопроса, поэтому мне не пришлось отвечать. Все и так было ясно. Пальцем у виска крутили мои коллеги из телецентра:

– Слушай, ты ненормальная, какой еще чердак? Да их хватит на три месяца, а потом у них все рухнет, и тебе придется возвращаться. Обратно, конечно, возьмут, если вакансии будут, но зачем тебе это надо? Еще бы денег дали в два раза больше…

Денег давали больше, но не в два раза, это точно. Что я могла им сказать? Что я за один день прикипела к этому прокуренному чердаку? Что там для меня полно работы? Что я вижу за ним фантастическое будущее? Что там работает человек по фамилии Верещагин? Лучше было промолчать, а то добрые коллеги могли и санитаров вызвать.

В общем, я уволилась в три дня. В отделе кадров с меня взяли обещание, что я вернусь сюда и только сюда, как только «на их чердаке все рухнет», и я пошла собирать вещи: несколько книг, словарей, какие-то распечатки…

Вот в этот момент и позвонил Профессор. Я была рада ему, правда. Прислушалась к себе: да-да, именно так, никакой боли, на ее месте возник тихий теплый свет. Поэтому мне было совсем не трудно отвечать ему:

– Да, все хорошо, конечно.

Мне казалось, и он должен быть рад тому, что у меня все хорошо.

– Родной мой, – сказал он вдруг, – может, ты согласишься встретиться со мной? Я приеду к тебе, когда скажешь.

– Профессор, дорогой, – я даже улыбнулась, – я как раз хотела сказать, что звонить по этому телефону со следующей недели не надо. Я ухожу, меняю работу.

– Тем более давай увидимся, – мне казалось, что он говорит с другого континента, так он был сейчас далеко от меня нынешней. – Расскажешь, что у тебя происходит.

– Я не смогу, Профессор. Я выхожу замуж.

Он замолчал. С того конца трубки как будто волна прошла, еще немного – и она сбила бы меня с ног. Но я успела отскочить.

– Кто? – все-таки спросил он после молчания.

– Ты его знаешь. Это Доктор, твой Доктор.

В трубке на несколько секунд образовался провал.

– Умнее ты ничего не могла придумать…

И гудки.

Я постояла несколько минут у стола с телефоном – вдруг он еще перезвонит, – а потом поняла, что нет, не перезвонит, и пошла к выходу.

Часть VIII. Кода

В тот день у меня был долгожданный выходной, и я еще накануне решила, что потрачу часа два на шкаф – самый большой в квартире, зеркальный, с антресолями. В такие шкафы вещи складывают без всякой надежды достать их потом оттуда. Я представила себе эти коробки, свертки, сумки, шарфы, чемоданы и заранее начала тосковать. Надо было бы, конечно, дождаться своих и заставить их разбирать это барахло вместе со мной, но дочь была в школе, а потом собиралась уйти к подружке до самого вечера (я надеялась, что это все-таки подружка), а у Доктора после работы намечался частный пациент.

Мне же срочно нужен был этот шкаф: мой экранный гардероб стремительно пополнялся, нужно было вешать и складывать куда-то костюмы для съемок. Я как могла оттянула начало битвы со шкафом: выпила кофе, просмотрела новости, ответила на пару писем, а потом все-таки приставила лестницу к шкафу. Начнем.

С верхней ступеньки я приметила несколько старых сумок, которые можно было бы вынести на помойку даже не разбирая. Это были сумки Доктора – те, с которыми он когда-то, много лет назад, переезжал с одной съемной квартиры на другую и которые он привез сюда, в наш общий дом, когда он у нас наконец появился. Я в них и не заглядывала особо: как-то расстегнула молнию, увидела там старые рубашки, свитеры и малодушно решила, что это когда-нибудь потом, когда будет время. Доктор выбрасывать вещи вообще не любил:

– Оставь, а вдруг пригодятся!

Сегодня я наконец избавлюсь от них, сказала я себе и вытащила первую сумку, ту, что пряталась за коробками у самой стены. Она была тяжеленная, старая, из какой-то коричневой клеенки, с такими давно никто не ходил. Я спустила ее на пол, подвинула ближе большой пластиковый мешок для мусора и начала вытряхивать из сумки старые брюки, майки, носки, дырявые белые халаты. Как я и думала, тряпье, никому не нужное тряпье. Сумка была пуста, и я собиралась уже отправить ее в тот же мешок, следом за барахлом. Но по старой привычке проверять все карманы расстегнула на сумке сначала одну молнию, потом вторую. Пусто. Еще один карман был внутри, ближе к дну, на широкой молнии, и я машинально похлопала по карману. А вот там как будто было что-то.

Я расстегнула карман с трудом, молнию заедало. Там лежала тонкая серая книжица. Я вытащила ее пальцами, и в глаза ударило: ВЕРЕЩАГИН.

Хорошо, что я стояла с этой сумкой не на лестнице, а на полу, иначе я бы упала. Я и на полу-то чувствовала себя неуверенно, по крайней мере первые несколько минут. Вот мне и пригодилось умение держать удар, когда прямо в кадре получаешь срочную, неожиданную новость.

Не выпуская книгу из рук, я перешла в кресло и начала ее листать. Да, все сходится, «Верещагин», 1923 год, от желтых страниц шел запах слежавшейся листвы, обложка по краям начала осыпаться.

Я набрала мобильный номер Доктора. Он ответил не сразу:

– Да, милая.

– Ты когда сегодня возвращаешься?

– После работы у меня пациент, помнишь? Так что часа на два позже.

– Отмени. Можешь?

– Что случилось? – Он сразу начинал сходить с ума, если у нас с дочкой было что-то не так.

– Нет-нет, – я старалась говорить спокойно, хотя сердце билось где-то в горле, – просто у меня тут одно неотложное дело, и ты мне можешь понадобиться.

– Ну ладно, я отменю, – он привык, что по пустякам я не беспокою. – Не могу сейчас говорить. До вечера, хорошо?

Что же это? Я пыталась припомнить, восстановить в памяти рассказ Профессора про эту книжку, с которой, собственно, все и началось. Итак, он купил ее, принес домой, прочитал, начал писать Кончерто гроссо, а потом, через какое-то время, у него начались неприятности в консерватории, потом он обнаружил, что книга пропала, потом арестовали букиниста, потом была их дачная история, партитуру «Верещагина» он закопал, потом была я, потом были мы с ним, потом появился Доктор…